Tribuna/Футбол/Блоги/О духе времени/«Только недавно он звонил насчет ложи, и вот...» Как я узнал о гибели Салея и всего «Локомотива»

«Только недавно он звонил насчет ложи, и вот...» Как я узнал о гибели Салея и всего «Локомотива»

Вспоминает бывший начальник пресс-службы минского «Динамо» Иван Караичев.

Автор — Tribuna.com
7 сентября 2017, 18:45
12
«Только недавно он звонил насчет ложи, и вот...» Как я узнал о гибели Салея и всего «Локомотива»

 

Вспоминает бывший начальник пресс-службы минского «Динамо» Иван Караичев.

6 лет назад произошла самая страшная трагедия в истории постсоветского хоккея. 7 сентября 2011 года ярославский «Локомотив» должен был прибыть в Минск на первый матч сезона с «Динамо». Однако неудачный разгон по взлетной полосе аэропорта «Туношна» привел к тому, что самолет ЯК-42 со всеми хоккеистами и тренерами на борту упал через несколько секунд после взлета. 44 человека, находившихся в самолете, погибли. Выжить удалось только инженеру по авиаобслуживанию Александру Сизову.

В момент катастрофы тогдашний начальник пресс-службы минского «Динамо» Иван Караичев находился в клубном офисе и занимался предстартовыми хлопотами. На своей страничке в facebook Караичев рассказал о событиях того дня, о том, как узнал о трагедии, и о событиях, происходивших после.

– Самый обычный день. С утра выпить двойной кофе из платной кофе-машины в кабинете Опимаха и Инессы, затем поучаствовать в планерке с Лидией и Олегом, затем наметить план действий на сегодня и завтра. Так, что у нас? Три белоруса летят во главе с Салеем, репортаж с раскатки, интервьюшка...

Дневное время. Вызывает Торбин. Какой-то мелкий вопрос. В кабинет во время разговора заходит спортивный директор Игорь Матушкин с мобильным в руках. Как всегда хладнокровный и улыбчивый. «Алексей, мне тут Руслан звонит. Мы сможем ему ложу дать?». «Решим», – уверенно говорит Торбин. «Решим», – приветливо говорит Игорь невидимому Руслану на том конце провода. Заканчивает разговор. «Руслан звонил. Хотел друзей, родственников пригласить. Говорит, такой матч. Только вернулся в Европу и сразу в Минск».

С Русланом, говорят, наши встречались, обсуждали возможность выступления в «Динамо». Но Руслана в Ярославле ждут чемпионские амбиции, контракт, превышающий все возможности «Динамо», и давно знакомый тренер. Последний фактор, наверное, перевешивает все. Никто не в обиде... Программка сдана в печать, контрольный звонок в Белтелеком, wi-fi на ложу прессы... А еще посматривать, не пишут ли чего. «Динамо» на ходу, внимания много. Скроллишь по новому сайту Goals.by, ему год, а уже рвут ребята вперед. И подталкивают меня оппоненты: что ты с ними работаешь, они же даже не зарегистрированы в Министерстве информации. Но Грунтов фигачит шикарные тексты про хоккей, а на фоне недавнего выхода в плей-офф они в целом лояльны. Вот почему-то запомнилось, что читал Голз. Скроллишь, читаешь, что уже в ОЧБ этом придумали и тут звонок.

На том конце «провода» – знакомый до чертиков мааасковский акцент. И фирменная агрессивная быстрота речи. Могу ли я поговорить с Иваном КараИчевым, как всегда путают ударение в фамилии. Это я и есть, задумчиво и вежливо отвечаю, предвосхищая не совсем уместный в день игры приезд какого-нибудь «Совспорта» со своими пожеланиями. «Это корреспондент российского «Лайфньюз». – В голове успевает сработать мысль: а зачем им звонить, у нас ни скандалов, ни Киркорова... – Можете ли вы подтвердить катастрофу самолета с командой «Локомотив», которая летела к вам из Ярославля? Не бросайте трубку, пожалуйста, отвечайте. В «Локомотиве» отказываются общаться».

Бабах! И тишина. Дальше такое чувство, что тебя со стороны снимают в каком-то кино. «Минуту», – отвечаю я, не кладу трубку. Выхожу в маркетинг и говорю: звонят русские журналисты. Вроде «Локомотив» разбился. Две коллеги сразу в слезы. Бегу к Торбину. Его нет. Заглядываю в соседний кабинет к Мельникову. – Виктор Владимирович, у меня российские журналисты на проводе. Говорят, «Локомотив» разбился. Мельников поднимает глаза от бумаг и отвечает быстро в своем стиле. «Да ты что! Е* твою мать. Подожди, Ваня. Давай без суеты разберемся. Я сейчас сделаю пару звонков».

Возвращаюсь в маркетинг: новость в топе уже на gazeta.ru. Слез становится больше. Парни молчат или матом. Трубка лежит и ждет тебя. Комментировать за российскую сторону опасно – можешь непоправимо ошибиться в деталях. «Извините, изучаем ситуацию. Считаем преждевременным давать комментарии».

Теперь ты понимаешь, как сжимается время. Комната и воздух в ней как будто застывают столбом и зависают киселем. О катастрофе пишут все больше СМИ. На «Лайфньюз» появляется дополненная новость. Все ясно. Остается один вопрос – выжил ли кто-нибудь? Все хочется верить, что Руслан поехал на машине. Но достаточно быстро узнаем, что это не так. Да и так было понятно: профессиональная команда не ездит по отдельности. И вот он только недавно звонил насчет ложи, и вот...

Коллеги выходят на «турникеты», курят и молчат. Тебе начинают звонить каждые три минуты. Российские «Первый канал», газета «Коммерсант», Gazeta.ru. Многие. Все белорусские каналы. «Россия» (кажется, тогда еще не 1). Радиостанция «Маяк». Мой школьный дружище Паша Абельский, работающий в московском представительстве информационного агентства Bloomberg, возникает из небытия. «Извините, «Локомотив» молчит, звоним вам. Дайте, пожалуйста, комментарий». «Добрый день, вас беспокоит «Нью-Йорк Таймс». Мы можем говорить по русски?».

А х** его знает, можете вы или нет. Захожу к Торбину. «Алексей, к нам едут, нас не спрашивая, и телеканалы, и печатные СМИ, и радио. Надо выходить и каждые полчаса или 15 минут давать комментарий. «Надо так надо. Будем давать комментарии», – говорит собранный Алексей (закалка юриста). Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, о чем говорил Алексей в СМИ – и хоть убей не помню ни слова. Помню только, что четко. Стояла машина телеканала «Мир» (кажется) со спутниковой антенной, кто-то притащил свет. Российские каналы и ОНТ выходили два раза с обновленными комментариями. Меня же начало отпускать позже всех. Я просто стоял у турникетов у входа в офис, смотрел на рыдающую навзрыд коллегу, на глаза «на мокром месте» водителя Коли Дрозда, чей сын окончил ярославский хоккейный интернат и теоретически мог быть в том самолете. Но оказался в самолете его друг Сергей Остапчук. На Ананьева, своей характерной речью раздававшего свои указания по мемориалу. И понимал, что от стресса я тупею на глазах. Может, поэтому я сегодня помню гораздо меньше о том дне, чем мог бы.

Журналисты разъехались. Да, нам больше нечего добавить. Да, по нашей информации Руслан летел в этом самолете. Нет, у нас нет информации, что он выжил. Да, самолет. Нет, Руслан. Да. Нет.

И тут идет звонок. «Ваня, ну ты помнишь меня, ну вспоминай. Слушай. А вы программки напечатали? Я готов выкупить весь тираж».

Думаешь: бл***, программки. Остановить программки. Звонишь менеджеру типографии.

Темнеет. Сентябрь же, вот и лето закончилось. Садишься за комп. В офисе почти никого. В голове шум. Пролистываешь фото и видео с места событий. Версии случившегося. И ни одной мысли в голове. Просто будто бы вьющийся черный шар в воздухе.

А назавтра придет важный перец с самого верха и начнет готовить реквием. Администратора Васильича начнут гонять: ищи свечи, ищи ленту. Ананьев начнет прогуливаться. Собак начнут запускать по зданию – понятно, что нас ждет приезд известно кого. Репетиции реквиема. Нам скажут: вы сейчас здесь ничего не решаете. Ну раз не решаешь, ты выйдешь к скамейкам у офиса, сядешь и просто будешь смотреть, как приходят болельщики и кладут гвоздики. Динамовские болельщики – главные в Беларуси хранители памяти о тех событиях. Годы идут, но они приезжают в Туношну и кладут цветы от чистого сердца.

Фото: Иван Уральский

Другие посты блога

Все посты