Пастор-бегун – о 500 км, которые осилил за пять дней, рае для Лукашенко и сборах с Мирончик-Ивановой, а еще о том, когда уже у беларусов финиш
«В Беларуси спортсмен – это человек, который должен угодить режиму».
«В Беларуси спортсмен – это человек, который должен угодить режиму».
Телеграм-канал «О, спорт! Ты – мир!» продолжает серию разговоров о трансформации Беларуси. Своим мнением об идущих (или застопорившихся) процессах делятся известные спортсмены и люди, связанные со спортом.
В каком состоянии находится беларусское общество, с чего начинать перестройку Беларуси, присуща ли нашим соотечественникам толерантность, какие главные нарративы у силовиков и госпропаганды и что не так с нашим спортом – об этом и многом другом рассуждает Тарас Тельковский. Когда-то он входил в сборную Беларуси по легкой атлетике, специализируясь в беге на 5000 метров, был чемпионом страны, но в 20 с небольшим перешел в религию и стал баптистом. В 2020-м Тарас открыто выражал свою гражданскую позицию, ходил на акции протеста, из-за чего весной 2021-го с семьей уехал из Беларуси. 34-летний Тельковский прославился тем, что в 2017 году за пять дней пробежал 500 километров в честь 500-летия издания Библии Франциска Скорины, а в мае 2022-го победил в Забеге Конституции в Варшаве, посвятив победу народам Беларуси и Украины.
– Для начала расскажи, как ты пришел в спорт и почему занялся именно бегом?
– Можно сказать, что в легкую атлетику я попал через футбол. Как-то физрук в школе пригласил на тренировку по футболу, мы с ребятами разминались, бегали, а потом работали с мячом. И так я проходил, наверное, пару недель. Но физрук на меня посмотрел и в итоге решил, что надо меня попробовать на соревнованиях в кроссе – понравилось, как я бегаю. Съездил на районные соревнования среди школ, победил там, потом поехал на городские, где занял второе место. А вот на чемпионате Беларуси уже не получилось – финишировал далеко от первого места. Я был тогда худющим дрыщом, а вместе со мной бежали ребята-акселераты, которых как будто уронили в котел с гормоном роста и тестостерона. Но у меня все равно появился азарт, сам захотел посмотреть, на что я способен в легкой атлетике.
– Почему с футболом не сложилось?
– Я даже ходил на тренировки местного футбольного клуба «Мотор», который базировался в Серебрянке, но мне было уже 12 лет. А в футбол, чтобы заниматься серьезно, нужно идти все-таки в куда более раннем возрасте. В итоге ребята, которые тренировались с пяти лет, значительно превосходили меня. Потренировался несколько раз и понял, что в футболе мне ничего не светит. Ну и решил сконцентрироваться на беге.
– Решил на профессиональной основе заняться легкой атлетикой?
– Знаешь, какого-то осознанного плана не было, я просто продолжал бегать, заниматься под руководством одного тренера. И так получилось, что в итоге попал в беларусскую сборную по легкой атлетике своего возраста, в начале 2000-х поехал на международные соревнования в Калининград. Помню, мне тогда, 13-летнему парню, дали суточные 50 долларов. Для меня это была запредельная сумма. Подумал: «Ничего себе. Могу бегать и еще деньги получать». От бега я кайфовал, бегать у меня получилось. Меня даже родители звали «Вовка – спортивная головка». Самое интересное, что отец у меня – юрист, был политиком, мама тоже никак не связана со спортом. А я плохо учился в школе, но активно бегал :).
– Насколько помню, у тебя отец – бывший член сойма БНФ и депутат Мингорсовета.
– Честно говоря, о политической карьере папы я узнавал через публикации и рассказы знакомых. И знаю, что он был членом совета по правам человека в Беларуси, создавал много интересных проектов, направленных на отмежевание от совкового наследия. Он всегда хотел бороться за права людей в Беларуси.
– Но тебе идти по стопам отца, заниматься политикой, не хотелось?
– Никогда не видел себя в роли политика. Мне это было неинтересно, да и понимаю, что политикой нужно заниматься профессионально. Хотя сейчас можно посмотреть на тех, кто якобы профессионал в этом деле, и приходит осознание, что эти люди ничего здорового вокруг себя создать не способны. Вокруг них пространство, вообще не приспособленное для жизни. А посмотришь на непрофессиональных политиков, так совершенно другие впечатления. Например, Светлана Тихановская. Она же не вписывается в классические критерии политика. Однако создает вокруг себя пространство настоящей жизни. Возможно, в будущем в Беларуси все-таки произойдет переосмысление понятия «профессиональный политики». Но у меня желания идти в эту сферу нет.
– Возвращаясь к спорту, ты попал в юниорскую сборную Беларуси по бегу.
– Да, когда выиграл чемпионат Беларуси по кроссу, меня включили в переменный состав юниорской сборной. Правда, не так долго там пробыл – всего года три.
– С кем-нибудь из известных беларусских легкоатлетов пересекался?
– Марина Арзамасова со мной одного возраста, мы вместе тренировались и ездили на сборы. Нашумевшая провластная прыгунья Анастасия Мирончик-Иванова тоже была со мной на сборах.
– Какое они о себе тогда оставляли впечатление и как смотришь на их поведение сейчас? Особенно интересны мысли про Мирончик-Иванову – ярую сторонницу Лукашенко.
– Думаю, в ее адрес было брошено уже достаточно не самых воодушевляющих эпитетов. Отношусь к ней как к человеку, у которого есть очень конкретная политическая позиция, которую я никогда не смогу ни понять, ни принять, ни разделить. Во всем мире многие спортсмены пытаются быть голосом людей, которые угнетены несправедливостью, в то время как в Беларуси некоторые находят в себе мотивацию петь оды правителю, который держит десятки тысяч несправедливо осужденных в тюрьме. История расставит все по своим места, но, надеюсь, до того, как это наступит, она сможет переосмыслить свою поддержку режима, который так жестоко относится к беларусскому народу.
***
– Когда ездил на соревнования за границу, замечал отличия в подготовке зарубежных спортсменов и беларусских?
– Не скажу, что ездил я очень много, да и когда уезжал на те же сборы, то они в основном проходили в России. А там работали тренеры – выходцы из бывшей советской школы. Поэтому если тренеры и обменивались опытом друг с другом, то все это в рамках наследия СССР. Пару раз ездил на чемпионат Европы по кроссу, и хотя умел разговаривать на английском языке, но методику подготовки со спортсменами не обсуждал. Хотя, очевидно, между нашими школами бега была пропасть.
Например, на Западе берут лучшее из мира науки, спорта, постоянно вводят какие-то упражнения, проводятся анализы, исследования, чтобы улучшать тренировочный процесс. В Беларуси – все на советских методиках, ничего нового, современного не вводится. И реально видно, что наши спортсмены не бегут. Хотя есть один парень – Илья Карнаухов, который недавно установил рекорд Беларуси в беге на 1500 м. Уникальный атлет, потому что остальные просто не бегут. Очевидно же, что методика, применяемая в Беларуси, не работает. Откажитесь от нее, съездите за границу, пообщайтесь с коллегами, поиграйте методиками – найдете что-то полезное и эффективное. Но беларусские тренеры не хотят этого делать.
Да и сейчас же спорта мало – все завязано на идеологии. Вместо того, чтобы тратить усилия и ресурсы на достижение спортивных результатов, на компетентность тренеров, вместо того, чтобы отправлять их на конференции, давать им образование, в Беларуси тратится огромное количество усилий, чтобы идеологически шлифовать им мозги. Ну а с таким подходом результатов, естественно, не будет.
– Как раз с идеологией была связана история с Кристиной Тимановской на Олимпиаде-2020. Как воспринимал со стороны те события?
– С одной стороны, было любопытство, как все будет развиваться дальше, все-таки разгорался скандал международного масштаба. С другой – мы все увидели, как некоторые тренеры проявили себя с лучшей стороны в традициях чекистской школы. Вместо того, чтобы быть реально тренерами, основная функция которых – помочь спортсмену проявить себя на соревнованиях, эти люди использовали спорт как идеологическую платформу, на которой режим постоянно себя дискредитирует. Уверен, практически всё, что говорили тренеры, было сказано по указке КГБ. А так ситуация в очередной раз показала, в насколько грустном состоянии у нас находится федерация легкой атлетики.
– Ты сам не сталкивался с подобного рода давлением?
– Нет. Все-таки такое присуще спорту высоких достижений, а я не представлял Беларусь ни на чемпионатах мира, ни на Олимпийских играх. Так что на меня такого давления никто не оказывал. Максимум – какие-то ожидания на локальном уровне, но ничего критического.
Знаешь, мне вообще кажется, что в Беларуси на атлета смотрят с функциональной точки зрения, [интересуются только тем] какой результат он может показать на соревнованиях. Никто не задумывается о человеческом отношении. Объективно, если тот или иной спортсмен отобрался на турнир, представляет там страну, то он уже достоин уважения, общечеловеческого отношения. Но в Беларуси спортсмен – это человек, который должен выполнить то и то, чтобы угодить режиму. Если ты заложал и не принес ожидаемого результата, не выполнил функцию, значит, превращаешься в машину второго сорта. А если выполнил цель, то тебе почтение, уважение и лавры. И так, наверное, не только в спорте, а в принципе во всей системе в Беларуси.
– Когда тренеры проводили беседы с Тимановской и вспоминали Бога, православную веру, как ты такие вещи воспринимал?
– Привлекать Бога для манипуляции, чтобы заставить человека сделать то, что ты от него хочешь, это мерзко и низко. Как будто ты становишься Папой Римским, посланником Бога на земле. И ты начинаешь говорить, что ты должен сделать ради Бога. Это больше похоже на идеологию Кашпировского, чем реальную христианскую веру.
– То, чем завершилась вся ситуация – Тимановская уехала в Польшу, получила там гражданство, людей, которые на нее давили, убрали с Олимпиады, а главный тренер сборной Юрий Моисевич через некоторое время лишился своей должности – все это логично?
– Что человек посеет, то и пожнет. Наверное, они думали, что и дальше будут работать на систему, которая в своем естестве очень коррумпирована, двулична, и будут находиться в привилегированном положении. Нет. Эти люди сами угодили в ловушку системы, которая разобралась с ними так же, как они разбирались с другими.
– Раз ты не дошел до спорта высших достижений, то, наверное, и с такой проблемой, как допинг в легкой атлетике, не сталкивался.
– Сам я никогда его не употреблял, но хорошо знал, что он в легкой атлетике, в том числе в Беларуси, есть. Ясно, что никто не приходит на тренировку и не кричит, что сегодня кольнулся, что-то принял, но все понимают, что ребятам, которые показывают результат на международной арене, помогает фармакология. Негласно, конечно, и за руку я никого не ловил, но все же уверен, что допинг в спорте имеет быть.
Когда понимаешь, что твой соперник достигает целей с помощью фармакологии, становится противно. Ведь это спорт бизнесменов и фармацевтов, а не легкоатлетов. Побеждает тот, у кого больше денег и связей в медицине. А это нечестно, я такое осуждаю.
– Закончил ты со спортом в 22 года?
– Да. Почему? Частично из-за финансов. Даже когда я был в юниорской сборной, нам платили всего лишь по 100 долларов, чтобы была возможность купить еще одну пару беговых кроссовок. С другой стороны, изменилось то, чего я хочу добиться в жизни. У меня пропала страсть к тому, чтобы всем доказать, что я самый лучший и быстрый, и [больше не хотелось] строить вокруг этого свою идентичность и всю жизнь, питаясь принятием и восхищением других людей. Именно в то время было мое богословско-философское переосмысление жизни, и я понял, что хочу ее посвятить христианскому служению.
При этом я бы не сказал, что совсем ушел из спорта. Продолжаю тренироваться, бегать, и, как ни парадоксально, сейчас нахожусь в наилучшей в жизни форме.
***
– Беларусским спортом, кроме легкой атлетики, интересуешься?
– Наверное, только за легкой атлетикой и слежу. Может, кто-то посчитает меня узколобым, но остальные виды не привлекают.
– Есть беларусские атлеты, которые особо привлекают твое внимание?
– Конечно. Например, мне понравилось, как повела себя Ольга Мазуренок. Она заплатила большую цену за свою позицию, но пошла до конца, не отказалась от своих принципов, не включила задний ход. Понимала, что на нее смотрят многие, на нее ориентируются. И меня это очень привлекает, уважаю Ольгу.
Уважаю Вадима Девятовского. Да, в моменте он раздражал, но мне понравилось, что он все-таки отрекся от системы, перестал поддерживать режим. Это тоже многого стоит.
– Как ты сейчас поддерживаешь форму?
– Каждый день бегаю, стараюсь преодолевать не менее 100 км в неделю. Участвую в соревнованиях. В Польше заниматься бегом, спортом намного комфортнее, чем в Беларуси. Та же экипировка стоит в разы дешевле. Вся Варшава поделена велосипедными дорожками, много стадионов и парков. Не скажу, что в плане инфраструктуры Минск был грустным местом, но Варшава более приспособлена. И, мне кажется, в Польше занимается спортом все-таки больше людей.
Некоторые мои коллеги по церкви берут с меня пример, спрашивают, как можно начать бегать. Рад, что оказываю на них позитивное влияние. По крайней мере негатива в свой адрес [в связи со спортом] ни от кого не слышал.
– Даже после ухода из профессионального спорта и посвящения себе религии, ты продолжил тренироваться. И в итоге в 2017 году совершил уникальную акцию – за пять дней пробежал 500 км, чтобы «убедить людей прочесть Библию». Как долго решался на эту пробежку?
– Как ты знаешь, я протестант, а в 2017 году мы праздновали 500-летие протестантизма. Плюс было 500-летие издания Библии Франциска Скорины. На самом деле это уникальное издание. И Беларусь – четвертая страна в мире, которая имела Библию на своем национальном языке.
Многие церкви организовывали мероприятия, которые, правда, не были рассчитаны на широкий круг людей. Я же сидел как-то дома, мне было скучно, и подумал о том, что я лично могу сделать, чтобы поговорить о Библии, донести свои мысли до широкой аудитории. Вот так пришла идея в честь 500-летия издания Библии Скорины пробежать 500 км.
Скажу честно, я вообще не был готов к такой дистанции. Знаю, что ребята, которые бегают ультрамарафоны, то есть по 100 км, за неделю набегают фантастические расстояния – по 250 км за семь дней. А у меня был мизерный объем – 50-60 км за неделю. И в специальном приложении другие бегуны писали, что не верят, что я смогу такое расстояние преодолеть. За пять дней пробежать в разы больше, чем за всю неделю. Но меня это не остановило :). Как говорится, слабоумие и отвага решали. В итоге я днем бежал, а ночью спал.
– По твоим рассказам, самым тяжелым оказался четвертый день, ты его назвал «настоящим днем боли».
– По ходу дистанции у меня начали подпухать пальцы на ногах, и реально думал, что дальше будет невозможно бежать, но не сдавался. В голове была идея «одного шага». То есть бежал и думал: «Сейчас сделаю еще один шаг, а там посмотрим». Давал себе такую морально-волевую установку.
Мне кажется, та ситуация в чем-то похожа на реальность, в которой мы сейчас находимся. Бежим, не знаем, когда финиш, какие будут дальнейшие прогнозы, но бежим дальше, делаем шаг за шагом. Чтобы дойти до конца.
– Какие были последствия того забега для здоровья?
– Потерял все ногти на ногах – со временем они отросли. А вот долгосрочных последствий не было. И даже могу сказать, что когда сейчас встречаю своих ровесников, ощущаю космическую разницу. У них все сыпется, разваливается, а я чувствую себя прекрасно.
– Главная цель твой акции – убедить людей читать Библию?
– Многие люди смотрят на Библию как на архаичную, инфантильную, мифическую книгу. Но я не то что пытался убедить людей читать ее, а хотел донести главную мысль: Библия – это намного больше, чем просто книга. Философские установки Библии еще много веков назад стали источником трансформации общества к лучшему.
Скажу честно, что после моей акции какая-то часть людей начала читать Библию. Более того, в нашу церковь начало ходить больше людей, у нас появился диалог. Глобального просвещения общества не случилось, да я и не ставил это целью, но на локальном уровне изменения в людях произошли.
– То есть затраченные усилия окупились?
– 100 процентов. И вот даже спустя пять лет мы с тобой разговариваем на эту тему, значит, это важно, это принесло свои плоды. Этот перфоманс дал мне платформу, чтобы разговаривать и доносить свои мысли до широкого круга общественности. Меня приглашали на мероприятия в Россию, я давал интервью большим изданиям. Так что акция точно прошла не зря.
Плюс многие люди перестали стесняться своих христианских убеждений, начали более смело и открыто говорить о том, во что верят. А вот кто еще не стесняется говорить об этом, так это Лукашенко. Правда, он не стесняется говорить о своем православном атеизме, а на груди носить крест. Возможно, подобные нарративы вписываются в жизнь людей, у которых религия является правой рукой, обслуживающей интересы государственной власти.
– Если мы верим в жизнь после смерти, в рай и ад, то куда попадет Лукашенко?
– Очевидно, сейчас его жизнь не показывает никаких плодов христианской веры. Он – человек, который живет в осознанном бунте против Бога и других людей. Даже его походы в церковь, вся помощь в строительстве храмов не сделают его автоматически христианином. Христианин – это человек, который раскаялся в своих грехах, подчинился воле Христа, демонстрирует плоды этого подчинения. А я смотрю на жизнь Лукашенко и ни разу не увидел раскаяния в грехах, подчинения Христу. Поэтому Лукашенко при его текущей жизни однозначно не заслуживает места в раю.
– Скажи, а тебе комфортно было заниматься делами религии в Беларуси?
– Нет, некомфортно. В Беларуси есть отдел, который находится под кураторством КГБ, но входит в структуру Мингорисполкома. Это отдел по делам религии и национальностей. И все бы ничего, если бы этот отдел состоял из представителей духовенства разных конфессий, мы бы садились вместе и обсуждали, как организовывать религиозную жизнь внутри страны. А так получается, что светская власть под кураторством КГБ собирается и говорит, как религиозные объединения в Беларуси должны жить. То есть группа неверующих людей рассказывает тебе, что можно делать, что нельзя, как ты должен поступать и что можешь говорить. Плюс для того, чтобы осуществлять религиозную деятельность, нужно получить государственную регистрацию. Собрать пакет документов, отнести его в Мингорисполком. Я как-то отнес документы, а через некоторое время мне позвонили из исполкома и прямым текстом сказали, что есть команда сверху не давать регистрацию новым церквям. Какие бы документы я ни принес, есть установка властей, которая хочет держать определенное количество протестантских общин под контролем. Да и власти Беларуси заточены на то, что нельзя, чтобы количество протестантов возрастало. Беларусь же должна оставаться монолитным православным государством. В итоге в выдаче регистрации мне было отказано.
***
– Как прихожане вашей церкви реагировали на события в 2020 году?
– Одна реакция была эмоциональной. Христиане – это не люди, которые просто с мещанским безразличием будут смотреть на то, как вокруг обычные граждане страдают. Христиане стараются пропустить через себя страдания. А вторая реакция – это практическая, когда наши люди в церкви делали многое для беларусов. К сожалению, сейчас перечислять эти действия небезопасно.
– Но прихожане осуждали то, что творилось после выборов? Или все-таки нашлись те, кто оправдывал действия режима?
– В нашей церкви у людей была достаточно единая позиция на этот счет – однозначное осуждение. Я сам никого ни к чему не призывал, потому что кафедра в церкви – это не место для политических лозунгов, но у нас прихожане – люди умные, на все смотрят осмысленно и трезво, интеллектуально зрелые.
– Несмотря на давление со стороны властей, на то, что ты рисковал быть задержанным за проявление гражданской позиции, ты долго оставался в Беларуси. Почему?
– На самом деле у меня никогда не было желания покидать Беларусь, я чувствую принадлежность к этой земле, стране. Плюс когда ты служишь в церкви, вступаешь в достаточно близкие в духовном плане отношения с людьми. И я не мог просто так уехать и бросить беларусов, которые мне доверяют. Была какая-то мера страданий, которую я готов был пройти. Это допросы, 15 суток или что-то еще. Но я не был готов к длительному заключению.
– Весной 2021 года ты в итоге уехал из Беларуси.
– В тот период вокруг меня начало активно сжиматься кольцо. По одному уголовному делу меня вызывали в качестве свидетеля. Это было в пятницу. А еще попросили вернуться в понедельник, на еще один допрос. И в паузе между двумя допросами я уехал.
Очень много советовался – стоит ли делать такой шаг. Но чтобы ты понимал, еще до всех этих вызовов у меня начала ехать кукуха. Потому что кто-то взломал мои соцсети, за моей машиной ездила милицейское авто. Друзей, которых арестовывали, по 40 минут допрашивали насчет меня. Не знаю почему, но моя фигура сильно привлекла чекистов. Возможно, из-за моего отца, который в прошлом был антисистемным политиком, поэтому, вероятно, думали, что и я пойду по такому же пути. Плюс получал образование в Лондоне в Мидлсекском университете, поэтому, видимо, [могли думать, что] я какой-то шпион. Но, объективно, кто я такой? Обычный человек, у которого просто четкая христианская позиция. Но почему-то за мной начали следить. Поэтому я между двумя допросами поговорил со многими людьми, и мы решили, что мне нужно уехать в отпуск на три месяца. С семьей улетел в Грузию. За это время мы принимали решение, стоит ли возвращаться. И пока думали, еще одного моего друга задержали, опять спрашивали обо мне. Тогда окончательно понял, что возвращаться в Беларусь нельзя.
***
– Когда уезжал из РБ, какое настроение царило у людей в твоем окружении?
– За месяц до моего отъезда власти Беларуси посадили самолет, шла нескончаемая череда арестов. Но у людей все равно сохранялся внутренний романтизм 2020-го, надежды, что вот-вот наступят перемены, будет просвет, а зло будет побеждено. Люди в моем окружении реально надеялись, что мордор рухнет. Но уже сегодня такого состояния, насколько понимаю, нет. Исчез тот романтизм.
– Беларусы поменялись?
– Однозначно. Люди стали более зрелыми, глубокими. Мы не стали трусливыми или безразличными. Скорее, мы понимаем цену свободы, понимаем, сколько нужно за нее заплатить. И все, что по-настоящему ценное и стоящее, не приходит просто так и быстро. На все нужно время и усилия.
– Иногда, когда взглянешь на соцсети тех, кто сейчас в Беларуси, складывается ощущение, что люди перевернули страницу и забыли обо всем, что было в 2020-м. Что думаешь по этому поводу?
– Не надо смотреть на каждую фотографию из путешествия как символ безразличия. Большинство не перевернуло страницу, а увеселительные фотографии не означают, что людям наплевать на то, что происходит со страной дальше. Скорее, они понимают, что жизнь – это не сплошная травма и боль, которую надо преодолевать и претерпевать. В жизни есть и радость, и свобода, ради которой многие продолжают бороться. Возможно, некоторые перестали публиковать политического характера посты лишь по той причине, что не верят, что это может на что-то повлиять. Беларусы не перевернули страницу. Мы все помним, что было летом 2020 года.
– Ты встречал людей, которые были за перемены, а сейчас поддерживают власть?
– Нет, но я знаю людей, которые стали очень аполитичными. Они настолько разочаровались, настолько не верят в какие-либо изменения, что просто предпочитают находиться в стороне от политики. Прямо говорят, что пускай системы борются друг с другом, а они, эти люди, будут сторонними наблюдателями.
Я понимаю, как беларусы пришли к этому состоянию, некоторые потеряли очень многое. Поэтому их слова и позиция – это следствие разочарования и боли. Не думаю, что этой позиции они будут придерживаться длительное время. Я таким людям сопереживаю, хотя понимаю, что хватает беларусов, которые страдают больше, чем они – говорю о тех, кто за решеткой. Когда думаю о них, внутри все переворачивается. И власти при этом ржут, когда количество политических заключенных увеличивается. А ведь некоторые говорят, что людей с таким статусом не 1300, а в разы больше. Вот ради них мы должны делать все возможное, что в наших силах, чтобы эти люди как можно скорее оказались на свободе. Мы не имеем морального права говорить из-за границы, что будем организовывать свою маленькую частную жизнь, путешествовать и наслаждаться европейскими видами. Те, кто сидит, взяли на себя большой риск. И мы ради них должны сражаться дальше.
– Тех, кто уехал, режим Лукашенко запугивает заочными судами, возможностью приговаривать к смертной казни.
– Банальное желание вселить в людей страх. А как по-другому управлять страной, если ты знаешь, что население к тебе нелояльно? Остается только один механизм – тотальное внушение страха, запугивание. Уважения и сердечного отношения нынешняя власть на получит уже никогда.
– Какое у тебя отношение к смертной казни?
– Отрицательное. И тут даже добавить нечего. В Новой Беларуси я был бы сторонником моратория на смертную казнь.
– Давай поговорим о толерантности. По-твоему, беларуы толерантны?
– Да, очень. Но мне кажется, что, учитывая то, сколько лет мы живем в режиме диктатуры, беларусы могут в будущем иметь искушение начать навязывать толерантность и плюрализм мнений достаточно агрессивным способом. Но как оно получится, посмотрим.
– Толерантны ли беларусы к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации?
– Мне кажется, нетолерантны, но это отношение граничит с тупой ненавистью. Имею в виду, что многие люди презирают то, что им непонятно. Вот такой подход я абсолютно не разделяю. Я не разделяю ценностей ЛГБТ-сообщества, но мне бы хотелось, чтобы у нас была площадка, платформа, где мы свободно дискутировали бы, доносили свои точки зрения.
– То, что силовики в Беларуси снимали покаянные видео, на которых заставляли людей признаваться в нетрадиционной сексуальной ориентации, о чем говорит?
– Часть наших силовиков – это странные ребята, выходцы с периферии, которые очень быстро поднялись по социальной лестнице, получили власть. Думают, что оказались на вершине пищевой цепочки. И некоторым из них угнетение и подавление другой личности приносит некое удовольствие. Такие методы – попытка вселить в людей страх, [неумелое] пользование властью, которая свалилась на голову. Желание, чтобы беларусы поверили, что у них ничего не получится изменить. Мол, вы проиграли, смиритесь, сдавайтесь. Это нарратив силовых структур.
– И этот же нарратив транслируют госСМИ?
– 100 процентов. Можно заметить, что у госпропаганды нет никакой позитивной повести на будущее. Там ничего не предлагают, а говорят только о том, что хотят подавить ту или иную группу людей. А строить что-то позитивное для будущего страны и народа – нет, об этом речи не идет.
– Когда ты был в Беларуси, следил за госСМИ или получал информацию из независимых источников?
– Для меня госСМИ были как Comedy Club. Я не мог поверить, что можно создать для себя такой иллюзорный мир и транслировать его на широкие массы. Геббельс в свое время говорил: «Чем наглее ложь пропаганды, тем больше шансов, что в нее поверят». Мне кажется, режим сейчас работает по принципу Геббельса.
– По-твоему, беларусы уже готовы сами стоить страну, выбирать руководителей городов, областей, или все нужно оставить как есть, когда эти вопросы решает один человек?
– Даже если не готовы, это не дает права какой-то группе людей сказать: «Вы вот некомпетентны, поэтому мы будем все решения принимать за вас». Права людям даются не обществом и государством, а Богом. Поэтому они должны уважаться и соблюдаться. Даже если беларусы не готовы выбирать своих руководителей, права это делать у них забирать нельзя.
Однако я считаю, что за последние годы в беларусском обществе произошли настолько глубокие трансформации, что мы увидели, как люди могут самоорганизовываться на всех уровнях. И самое уникальное, что когда беларусы делали что-то сами, без помощи властей, то они создавали вокруг себя пространство для жизни. Пространство, в котором творческий потенциал граждан не ущемляется, где голос людей слышен. И многое полезное и нужное в беларусском обществе сделано не благодаря власти, а вопреки ей. Поэтому, думаю, беларусы все-таки готовы к тому, чтобы выбирать руководителей и самим организовывать свою жизнь.
– С чего начинать строительство новой Беларуси?
– С четырех вещей:
1. Переосмысление христианской веры и того факта, что каждый человек – носитель Божьего образа, он ценностен и имеет право на свободу, данную Богом.
2. Возвращение украденных режимом конституционных прав.
3. Создание политической системы, в которой есть противовесы, не позволяющие человеку или группе людей захватить всю власть в стране.
4. Создание политических и общественных институтов, которые не будут обслуживать интересы власть имущих, но будут работать на благо всего общества.
Фото: Instagram Тараса Тельковского
