«Вместе с Бровкой отец работал над Белорусской советской энциклопедией». Как тренер трех олимпийских чемпионов продолжил

Потеряв в двадцать три года мотивацию стремиться к спортивным вершинам, молодой батутист поспешил реализовать детскую мечту. Николай Козеко стал тренером, вписав несколько ярких страниц в белорусскую историю. О переезде предков в Нью-Йорк из-за участия в стачках, влиянии Великой Отечественной войны на семейные планы, походах за грибами в компании представителей белорусской интеллигенции, стремлении постигать неизведанное, учениках-чемпионах, благодарных и «других» подмастерьях рассказал отец отечественного фристайла, тренер трех олимпийских чемпионов, два из которых стали триумфаторами Олимпийских игр в Сочи.

 – В детстве Алексей Гришин часто прогуливал уроки, предпочитая им тренировки. Вы ведь согласны с тем, что это случалось по вашей вине?

– По моей. Я беру ответственность за все победы и неудачи белорусского фристайла!Если серьезно, то в детские годы я точно так же был увлечен акробатикой, как Леша – фристайлом. Более того, уже в четвертом классе решил для себя, что хочу стать тренером. До акробатики в моей жизни было плавание. Это меня мама отвела в бассейн, но не срослось. А стоило в Минске открыться «Трудовым резервам» в 1960 году, пошел туда в секцию по акробатике. Добираться от дома до спорткомплекса было достаточно удобно. С 1957 года моя семья жила в доме по Ленинскому проспекту, 48а. Это недалеко от Белорусской государственной филармонии. В районе Комаровки располагалось трамвайное кольцо. Там я садился, по-моему, на пятый маршрут, следовавший как раз в исторический центр города.  В прыжки на батуте из акробатики перешел естественным образом. Этот вид спорта пошел из акробатики, то есть долгое время являлся одной из ее дисциплин. 

Раз уж мы стали рассматривать мой фотоальбом, то вот что хочу вам рассказать. Во времена моей молодости юноши и девушки вступали в комсомол: кто раньше, кто позже. Нам с одноклассниками из 64-й школы, можно сказать, повезло. Мы попали на торжественную церемонию вручения билетов. Правда, это событие чем-то таким нетривиальным не запомнилось. Кроме того, что моя фотография попала в газеты.

– Как она оказалась в вашем альбоме?

– Это Ивана Дорофеевича (Янки Казеки), отца моего, рук дело. Вот и почерк его на обороте: «Вручение комсомольского билета. 24 января 1967 года в доме-музее Первого съезда РСДРП». Отец был главным редактором Белгосиздата. Будучи критиком, он исследовал творчество многих выдающихся белорусских литераторов: Кондрата Крапивы, Ивана Мележа, Ивана Шамякина. Вместе с Петрусем Бровкой он работал над выпуском Белорусской советской энциклопедии.

– Вы были знакомы с Бровкой?

– Да, друзья отца бывали у нас в гостях. И Николай Горулев, и Рыгор Нехай, и Алесь Бачило. Дядя Гриша Нехай был у в этой компании первым грибником. И, главное, шустрый такой. Я всегда старался следовать за ним, когда мы выбирались в лес, – обязательно находил что-нибудь съестное, ценное.

– Вы одинаково хорошо владеете белорусским и русским языками?

– Языковая практика определяет уровень знания языка. Прежде я знал белорусский лучше, чем теперь. Такая же история случилась с моей бабушкой, которая потеряла навык общения на английском вскоре после возвращения из Нью-Йорка.

– Какие дела были у вашей бабушки в Соединенных Штатах?

– Этот вопрос в молодости поднимался всякий раз, когда на меня оформлялись документы на выезд на международные старты. Ведь мама моя, Ольга Дмитриевна, как раз в Нью-Йорке родилась – в 1916 году. В общем, мне приходилось писать автобиографию снова и снова.  После участия дедушки в стачках в 1914 году его уволили. Работал он на Ярославской железной дороге. Вот тогда-то дедушка с бабушкой и решились на то, чтобы перебраться в Америку. Мама уже пошла в школу, когда на родине новым правительством была развернута программа по возвращению соотечественников. И в 1924 году наша семья перебралась в Марьину Горку, где образовалась коммуна. До войны мама закончила педагогическое училище, работала в деревне Клебанцы, что под Минском. Бабушка от рождения служила у попа в Сенницкой церкви. До переезда в Минск семья жила некоторое время в Мачулищах, хотя я родился в белорусской столице.

– Вы были поздним ребенком?

– Все верно. Мой брат родился в 1945 году, я – в 1950-м. Родители поженились в 1939 году, но война внесла свои коррективы. После проведенного времени в строевой части отец перешел в другую, где стал политруком, так как имел высшее образование. Издавал полковую, гарнизонную газеты. Знаю, ранение получил под Вязьмой. Некоторое время отслужил в группе советских войск в Германии. Домой вернулся в 1953 году, в 1954-м демобилизовался.

– В вашем доме большая библиотека?

– Библиотека находится на хранении у моей первой жены. Сейчас у меня небольшая квартира – пятьдесят квадратных метров. В ней живу со второй супругой Еленой, и у нас – собака и кот.Есть у меня шкаф с книгами, которые отцу подарили. Причем все они – с дарственными надписями.

– Вы задумываетесь о том, чтобы забрать наследие, оставленное отцом?

– Для этого надо бы улучшить жилищные условия.

– Денежное вознаграждение за триумф фристайлистов в Сочи – прекрасная возможность сделать это. Как поступите вы?

– Раздам долги.

– Серьезно? Есть такая проблема?

– Обычно в таких случаях спрашивают: «А остальные? – «А остальные подождут!».

– Шутите!

– Просто еще не знаю…

– Почему вам не удалось стать чемпионом мира по прыжкам на батуте?

– В годы моей спортивной карьеры Советский Союз выступал против апартеида, а южно-африканская сборная была одним из мировых лидеров в прыжках на батуте. То есть наша команда принимала участие лишь в региональных международных соревнованиях или соревнованиях с ограниченным числом участников, а вот чемпионаты мира она была вынуждена бойкотировать. Могу сказать, что в период с 1968 года по 1971-й я все время был в призерах внутреннего первенства СССР, а в 1972-м стал чемпионом. Лишь когда ЮАР отлучили от международной федерации, советские спортсмены стали ездить на главный старт в сезоне. К этому моменту я перешел на тренерскую стезю. Мне тогда было двадцать три года…

– Почему вы так рано завязали со спортом?

– Так сильно хотел стать тренером. Считал, что чем раньше начну тренировать, тем больших успехов смогу добиться... Как спортсмену, мне было обидно: не удалось посоревноваться на самом высоком уровне, ведь в программу Олимпиад прыжки на батуте еще не были включены. С другой стороны, контакты с ЮАР были прерваны Советским Союзом во всех областях, а не только в спорте. Да и не обсуждались в те времена такие вопросы. Моей задачей было тренироваться, что я и делал. А когда потерял мотивацию, то сам стал тренировать. Сначала был тренером по прыжкам на батуте, а затем перешел в прыжки в воду. Считал, что в этом олимпийском виде смогу реализоваться, отдал ему в общей сложности двенадцать лет.

– А потом Леонид Лившиц притащил вас на встречу, где обсуждался вопрос организации экспериментальной сборной СССР по фристайлу.

– Да, Леонид Иосифович поставил точку в моей работе в прыжках в воду. А окончательный переход во фристайл случился вскоре после встреч с Виктором Маматовым и Константином Даниловым.

– Понятно, что спортивное руководство Союза было заинтересовано в том, чтобы побороться за медали во фристайле, впервые вошедшем в программу Олимпийских игр в 1988 году. Какие интересы преследовали вы, вновь уходя с головой в неизведанное?

– Было интересно начинать с нуля с учетом того, какие перспективы открывались передо мной. Потом у меня были гарантии со стороны Спорткомитета БССР в лице председателя организации Валентина Сазановича, также меня поддержали в «Трудовых резервах».Помню, как в 1969 году в свет вышла картина «Хэппенинг в белом» Гунтера Закса. Она произвела колоссальный фурор в горнолыжной среде. А ведь фристайл, по сути, стал первым экстремальным видом в Союзе. Поэтому люди потянулись в него. Много позже пальму первенства у фристайла отобрал сноуборд...

– Как во второй половине 80-х прошлого столетия выглядели прыжки?

– Сейчас бы вы сказали, мол, по-детски. Хотя в 1986 году на первом чемпионате мира уже были тройные сальто с пируэтами. Для нас это было умопомрачительно! «Бог ты мой! – думали. – Когда мы догоним югославов?». Мы удивлялись, но в действительности тройное сальто с четырьмя пируэтами впервые было исполнено в 1978 году.Фристайл начинался как шоу, как цирк. В 1979 году при Международной Федерации лыжного спорта был создан технический комитет по фристайлу.

– Решение, принятое вами в 1985 году, – самое важное в жизни?

– Как оказалось, да. Оно определило мою судьбу. С 1986 года я работаю главным тренером белорусской сборной по фристайлу.

– Ваш отец, занимаясь критикой, писал про белорусскую историю. Вы во многом продолжили его дело. Добившись успехов вместе с учениками, вы творили историю. Расскажите, как нашли Диму Дащинского и Лешу Гришина?

– Отец Димы Дащинского Владимир работал в прыжках в воду (занимался гимнастической подготовкой прыгунов), когда я ушел во фристайл (в 1988 году открыл школу). Вскоре позвал Владимира Ивановича к себе. Так в 1989 году Дима перешел из прыжков в лыжную акробатику. Леша Гришин начал путь в спорт с гимнастики. Как он мне рассказывал, отец приводил его в секцию через одну дверь, а он убегал через другую. То есть тогда он сачковал не только уроки, но и тренировки. А как только встал на лыжи, прикипел к нашему виду спорта. Занимался он у Максима Самойлова всеми тремя дисциплинами: акробатикой, балетом, могулом. В 1995 году определилась его специальность как акробата. Да он и сам хотел заниматься лыжной акробатикой. Вот стали с ним постигать прыжки с двумя и тремя сальто.  Сначала ребята просто тренировались, разбирали прыжок на элементы. Занимались с ними прыжками на батуте, акробатической и лыжной подготовкой. Со временем стали повышать планку. Помню, что при подготовке к Нагано-1998 вместе с Лешей Гришиным мы не пробовали тройное сальто с четырьмя пируэтами даже на водном трамплине. Впервые такой вариант прыжка исполнили на разминке во время финала олимпийского турнира. И ведь получилось отлично! Накануне Олимпиады было много споров о том, почему Алексей Парфенков не поехал в Японию. Но дело в том, что сначала Гришин вытеснил Парфенкова из состава, а чуть погодя вырос в великого атлета.Думаю, лишь тогда спортсмен готов бороться за самые высокие места на международном уровне, когда, находясь в конкурентной борьбе, он окажется сильнее партнеров по команде.

– «Однажды во время тренировки на снегу предложил Николаю Ивановичу попробовать доселе немыслимый вариант «два винта – винт – два винта». У тренера было хорошее настроение, и он согласился. А прыжок у меня получился, и, как мне кажется, тогда Козеко поверил в него», – такую историю рассказал нам Антон Кушнир после завоевания золотой награды на Играх в Сочи. Все так и было?

– В своей практике я стараюсь подводить спортсменов к стартам таким образом, чтобы они чувствовали готовность к ним и стремились показать все лучшее, на что способны. Хотя есть другие тренеры. Те в случае провинности подопечных наказывают. Кто физическими нагрузками, кто иным способом. Так у атлетов появляется отвращение от того, что они делают.Антон правильно сказал, только, кажется, он не понял, как именно преодолел внутренний барьер, мешавший ему исполнить тройное сальто с пятью пируэтами раньше.

– В 2010 году вы рассказывали нам, что с большим удовольствием открыли для себя «Гамлета» в переводе на белорусский язык. С тех пор в вашей жизни случались подобные открытия?

– В Сочи читал роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота», а также книгу Александра Прохорова об особенностях русского маркетинга. Прохоров в книге исследовал взаимоотношения людей от времен язычества до настоящего времени. Труд насчитывает более тысячи страниц, исполнен в художественной манере, поэтому читается легко. Если найдете, обязательно прочтите.

– Какая мысль автора показалась вам любопытной, близкой?

– Информация о способах взаимодействия людей передается едва ли не на генном уровне. Предположим, евреи тянутся к успешным людям. А как устроены мы с вами? У нас почему-то принято завидовать успешным. Причем зависть выражается в негативных устремлениях. Например, в желании напакостить.

– Вы как раз успешный человек. То есть вам приходилось иметь отношения с пакостниками?

– Да, конечно. Возможно, слова о том, что мне в колеса вставляли палки, будут слишком жесткими. Но преодолевать препятствия приходилось.

– Вы разочаровались в людях, создававших вам препятствия?

– Как можно разочароваться в них?.. Книгу Прохорова прочел – и многое понял. Сочувствую людям, которые не умеют радоваться, которые не стремятся стать лучше, находясь в обществе лучших.

– То есть вы простили своих недоброжелателей?

– А что мне остается?

– Кажется, у вас слезы накатываются…

– Знаете, не отошел еще от соревнований. Психика настолько чувствительная – как оголенный нерв. Когда выходишь на откровенный разговор, задеваются струнки души. То, что я в людях не разочаровывался, так это сто процентов. Хотя поводов было предостаточно.Не разочаровался в нем, скорее, обиделся на своего ученика, который ушел работать тренером… В нужный момент он посчитал лучшим перейти в другую команду. Думал, хоть эти подтвердят… Не хватило. Давайте закончим с этой темой.

– Говорите, что не отошли от соревнований. Разве отдых нынче вам не положен?

– Знаете, если бы мы по возвращении из Сочи начали тренироваться, все было бы в порядке.

– Когда начнете?

– 25 апреля.

– Какое поздравление с золотым олимпийским дублем вы назовете самым памятным?

– А вот читайте эсэмэску: «Слезы гордости не вмещаются в рюмку!». Такое сообщение прислал другой мой ученик, Александр Трусов, знаменитый архитектор. Смачно зарядил! По теме! Класс!

Автор: Юрий Михалевич, Sport.tut.by

Фото: Дарья Бурякина

Оригинал текста