«Было так страшно, что я даже вниз не мог посмотреть». Русская суперзвезда спортивной фотографии
Кирилл Умрихин – большая звезда спортивной фотографии, специализирующийся на съемках экстремального спорта. Роман Мун поговорил с ним о путешествиях, опасности и свободе.
– Вижу в инстаграме, что прямо сейчас ты в доме лавинной службы. Что ты там делаешь?
– Я амбассадор «Розы Хутор» с момента основания курорта, поэтому у меня есть доступ туда, где может быть относительно небезопасно для туристов, закрыто для них. Меня проводят и оставляют. На курорте «Роза Хутор» есть противолавинная служба, которую организовали, чтобы курорт был безопаснее. Из-за Олимпиады были очень высокие требования к безопасности. Сюда приглашали швейцарцев, которые вообще основали лавинную службу, раньше этим занимались военные. Они здесь всех учили. Сейчас большинство ребят, которые там работают, мои друзья, и в их домике я периодически ночую.
Допустим, я хочу поснимать звездное небо и катание на рассвете. Договариваюсь, мне дают разрешение. Я остаюсь и снимаю.
– То есть обычный человек сюда попасть не сможет?
– Журналист теоретически сможет. Человек, который хочет снять фильм – да. Но для этого нужно много разрешений. Обычный человек сюда действительно не попадет.
– Расскажи про путешествия. Ты везде был?
– В основном я путешествую на Запад. Получается, вся Европа, кроме нескольких стран ее восточной части. Я был в Южной Африке, восхитительная страна. Был на островах: Карибских, Канарских, на Маврикии. По Штатам поездил.
Самое удивительное место – Кейптаун. Безумно красивое место, до которого лететь очень долго. Там чувствуешь себя в резервации белых на черном материке, это без всякого расизма. Просто представляешь: обратно на машине нужно ехать около 8-10 тысяч км и не везде есть дороги. Потом попадаешь на Мыс Доброй Надежды, это переворачивает твое сознание.
Очень красивый остров Маврикий, я туда много раз туда возвращался. Моя жена Оля Раскина – профессиональный виндсерфер, занимает второе место в мире во фристайле. Она там тренируется катанию на волнах, там мой двухмесячный ребенок растет.
Я не был восточнее Красноярска. Было много возможностей поехать в Азию: в Бали, в Таиланд, в Гонконг несколько раз приглашали снимать. Последние пять лет меня зовут на Камчатку. Все оплачено, есть идея, есть команда, но что-то вечно не сходится.
– В Кейптауне опасно?
– Там небезопасно. Но про Россию же тоже не скажешь, что это безопасная страна. В Кейптауне мы перед сном всегда перепроверяем, закрыты ли двери и окна. На всех домах есть система сигнализаций и проволок под напряжением на заборе. Ничего нельзя оставлять в машине и не надо соваться в гетто, где люди в коробках живут. В остальном там отличные люди, которые готовы помогать. Я туда ездил раза четыре, Оля была раз десять, с нами, слава Богу, ничего не происходило.
– Я думал, проволока – миф.
– Не-не, на всех хороших домах проволока под напряжением. У меня один раз скейтборд улетел за забор, я полез и почувствовал, что это такое.
– Было место, которое тебя разочаровало?
– Я когда еду в новое место, то не стараюсь создать себе стереотип. А то приезжаешь и у тебя не сходится то, что было в голове, и то, что в действительности. Бывают, конечно, неудачные проекты по съемкам, но это не из-за места.
– Последний проект, который у тебя не удался.
– Я не вижу полностью провальных проектов. Если не получилась первая идея, получится что-то еще. Например, недавно я снимал в Петербурге Никиту Мартьянова, это лучший вейкбордист России. У меня была идея, чтобы он на вейкборде впрыгнул в разведенный Дворцовый мост на Неве. Не вышло. Там ночью, когда они разводятся, сразу идут баржи и большие суда, а когда они проходят, их сводят. Мы сделали съемку на фоне разведенных мостов напротив Петропавловской крепости, там есть место, где можно развернуться катеру.
Хотя и это было нелегально, мы не имели права кататься там ночью на катере с человеком позади. На следующую ночь мы прыгнули между кораблями в Биржевой мост, там поменьше кораблей. Но тоже очень опасно. Получилось.
– Видел в твоем инстаграме крутые фото животных.
– Было очень круто снимать акул. Это в Кейптауне за 300 км от города. Мы поехали на экскурсию туда, где можно поиграть с акулами. Там акулы везде, даже где серфят. Многие люди боятся не криминала, а акул.
Отплываешь километров на 20 от берега, ныряешь в клетке и можно наблюдать, как к тебе огромные акулы подплывают. Единственное, что не понравилось: чтобы привлечь акул, в воду бросают много рыбьего жира. Потом воняешь сильно. И еще безумно холодно: вода 8 градусов.
Было круто, когда мы снимали сафари, тоже в ЮАР. Я снимал животных с дрона. Летишь над львами, они разбегаются. Причем львы разбегаются быстрее, чем львицы. Над слонами летать запретили: если слон испугается, то поломает все вокруг. И над жирафами сказали не летать, а то жираф сам себя сломает, если испугается.
– У тебя были опасные ситуации с животными? Убегал от медведя, как Ди Каприо?
– Медведей я хочу когда-нибудь поснимать на Камчатке. Было, что мы посадили дрон в огромной резервации, где львы живут. Львица поняла, откуда угроза и пошла на машину, где я поймал дрон. Быстренько уехали. Неприятно, когда к тебе львица идет, а ты сидишь в грузовике, где нет даже решеток на окнах.
– Было такое, что тебя куда-то не пустили?
– Нет, ни разу не было. Недавно в Америку не пускали. Будто я на паспорте не похож на себя. Просидел часа два, говорил, что меня дома ждут жена с ребенком, я десять дней назад вылетел из страны и все было хорошо, а теперь вдруг не похож. Пустили.
– Что происходит на этом фото?
– Это фотошоп. Одновременно с двух трамплинов прыгать нельзя. Это соревнования, которые второй год проводятся в России. Тут один мотоциклист участвует, Алексей Колесников, лучший фристайл-мотоциклист в России. Он прыгает показательные выступления, между его прыжками прыгают сноуборд-атлеты. У меня появилась идея совместить это в одной фотографии посредством раскадровки. Удивлен, что многие поверили, что тут все одновременно. Сноубордист на фото – Женя Иванов.
– А тут?
– О, это самая запоминающаяся ночь в моей жизни. Мне предложили провести рекламную съемку на Эльбрусе. Я бросил своего двухнедельного сына и полетел. Мы решили переночевать в горах, это было на высоте 4200 метров, температура была близка к минус сорока. Мы ночевали в неотапливаемом помещении. Пили коньяк перед сном, первые 3-4 часа было хорошо, а потом мерзли. Я в спальнике под двумя одеялами думал о теплых краях, как там хорошо и жарко. Надолго запомню эту ночь.
– Что за цветные полоски?
– Это звезды. Это прием в фотографии, когда делается снимок с долгой выдержкой. У нас же Земля крутится, соответственно фотоаппарат тоже крутится. А звезды стоят на месте относительно Земли. Получается, они рисуют полоски в кадре. Неподвижной остается только Полярная звезда. Если б она попала в кадр, то была бы точкой, а вокруг нее – круги. Но так как я снимал в сторону, грубо говоря, экватора, то получились сплошные полосы.
– Назови три места в России, которые надо увидеть.
– Нужно увидеть шторм на Черном море. И вообще увидеть шторм на северных морях. Нужно переночевать на Эльбрусе в альплагере, только летом, не зимой. Посмотреть на звезды на высоте 4000 метров, когда весь мир внизу. И, наверное, съездить на Камчатку.
– Сколько у тебя было загранпаспортов?
– Сейчас третий или четвертый.
Наглость, аккредитация, законы
– Самый яркий пример того, как ты куда-то пролез по работе.
– На Олимпиаде я работал без фотоаккредитации. Всю Олимпиаду отснял без разрешения на фотографирование. Благодаря тому, что Олимпиада проходила на «Розе Хутор», а это мой домашний курорт, где я всех знаю, пролезал везде. Когда ко мне подходили и говорили, что фотографировать нельзя, этим людям звонили мои друзья и говорили: «Не мешайте ему, пожалуйста, это наш человек». И все разрешалось.
– Почему не дали фотоаккредитацию?
– А я не был аккредитован от журнала. На Олимпиаду можно получить аккредитацию, только если ты снимаешь как журналист. Я снимал для нескольких коммерческих брендов и для себя, для блога. У меня сначала вообще была идея игнорировать Олимпиаду. Но потом я подумал, что раз это самое главное событие в спорте, а я вроде спортивный фотограф, то пропустить его было как минимум стыдно.
Я уже не успевал подать на фотоаккредитацию, но смог получить обычную аккредитацию, и она была такая, что я мог находиться везде. Получилось так: есть аккредитация с фотографией и есть апгрейд-карта, которая позволяет быть почти везде, но не снимать на профессиональную камеру. На апгрейд-карте не было фотографии, ее могли передавать. Мне передали такую в самом начале Олимпиады. Потом всех убеждал, что я не профессиональный фотограф, и две большие камеры, которые на мне висят, не профессиональные.
– Тебе часто приходится нарушать закон?
– С дроном не до конца понятно, он не совсем легализован. Приходится нарушать, но ничего криминального. Просто надо где-то находиться, чтобы что-то сделать. У меня нет задачи снять нелегальное, у меня задача сделать красивое. Может быть, что-то, что изменит мир.
Например, у меня есть фотография с борта самолета. Так ведь нельзя снимать. Это фотография используется Правительством Москвы, причем без спроса. Если ты наберешь «Москва с птичьего полета», эта фотография вылезет. Если ты наберешь «Москва мордор», тоже ее увидишь. Уверен, ты ее уже видел. Это фото облетело весь интернет. Его много раз воровали, к чему я спокойно отношусь. Но, получается, я сделал его с нарушением закона.
– Почему ты спокойно относишься к воровству?
– Я спокоен, когда фотографии берут и подписывают. Плохо отношусь, когда это делают компании, а не люди. Я до сих пор не выиграл ни у кого суд, ни разу не довел суд до конца – некогда. Считаю так: если твои фотографии воруют и используют, значит, ты делаешь свое дело хорошо.
- С кем ты судишься?
– Я мог бы судиться с Горки Город, которые в прошлом году использовали без спроса все мои фотографии. Швейцарский журнал публиковал мою фотографию в рекламе сноубордического бренда. В основном идет недопонимание, а не жесткое воровство. Ну и я недавно нашел сайт Правительства Москвы, где можно оставлять жалобы. Сайт был украшен моими фотографиями.
Образование, айфоны, деньги
– Ты закончил факультет фотожурналистики. Чему там учат? Как вообще научить человека фотографировать?
– Никак. Мне кажется, надо снимать много. Единственный способ научиться фотографировать – научиться фотографировать. Анализировать чужие снимки, пытаться сделать что-то похожее, пытаться сделать что-то свое. В институте мне рассказали историю фотографии. И самое важное, что были прикладные мастер-классы, где преподаватели рассказывали, как фотографией заработать: свадьбы снимать и так далее. Я с 18 лет должен был работать и обеспечивать себя.
– В 2016-м люди еще платят за фотографии? У всех айфоны, все привыкли фотографировать сами.
– Я не против того, что появились айфоны и фотография стала такой массовой, что каждый может сделать хороший снимок. Секрет удачного снимка это часто момент, правильное место, правильное время.
За снимки платят, но немногим. В экстремальном спорте ситуация достаточно плохая, потому что когда я начинал, была пресса. Сейчас ее нет, остался только журнал «Вертикальный мир». Поэтому все свои фото я продаю компаниям, они используются в интернете. Либо организую фотовыставки с разными компаниями. Либо продаю в зарубежные журналы.
– Человеку 16 лет, он мечтает стать фотографом и этим зарабатывать. Что нужно делать?
– Зависит от человека. Некоторые говорят: фотография это искусство, нужен талант. Я считаю, что талант – это когда ты можешь долго заниматься одним делом и не бросать его. Человек станет фотографом, только если будет настырен и будет пробиваться.
– Но сейчас это сложнее, чем 20 лет назад?
– С одной стороны, проще, потому что есть соцсети, куда ты выгружаешь фотографии и их сразу могут заметить. С другой стороны, больше нет такой школы фотографии, как раньше. Раньше ты снимал тысячу кадров, а в журнале печатается один. И ты каждый раз отдавал все меньше и меньше фото в редакцию, начинал понимать, как отбирать снимки. Журналы очень сильно закаляли фотографов.
Сейчас такого нет. Человек загружает сотни фотографий в соцсеть, получает лайки от друзей и уже считает, что он профессионал и пытается за это деньги брать. Появилась ниша полупрофессионалов. Это не плохо и не хорошо. Кто-то берет в десять раз меньше за ту работу, что я делаю, но качество этой работы, на мой взгляд, может быть гораздо ниже.
– Ты считаешь себя обеспеченным?
– Я считаю себя счастливым.
– Сколько ты зарабатываешь в месяц?
– Я не знаю. У меня же нет ставки месячной. Я правда не знаю, но знаю, что мне хватает. Как мама говорит, нельзя так: «Хочу зарабатывать миллион в год». Ты должен зарабатывать на свои потребности. Мои потребности видны в моем образе жизни: путешествия, билеты, самолеты, такси.
- Кто тебя спонсирует?
– У меня есть несколько брендов-спонсоров: Quicksilver, Nikon, Sandisk, «Связной Travel», GoPro и «Роза Хутор».
– Ты отказываешь спонсорам?
– Да. У меня сейчас много предложений, я отказываю. Например, прямые конкуренты. Я стараюсь быть честным: если с кем-то начал работать, то не могу пересесть на конкурентов. Единственное, жду автомобильного спонсора.
– Почему?
– Мне нравятся старенькие «Порше». Моя мечта: хочу старенький «Порш» 80-х годов. 911 или 913. Они тысяч 25 долларов стоят, надо просто взяться и купить.
– Кто, по-твоему, лучший фотограф России?
– Максимишин очень хорошо снимает. Знаешь, у меня проблемы с запоминанием фамилий. Есть агентство Magnum, которое создали Картье-Брессон и Капа. У меня есть мечта попасть туда. Ну или вообще попасть в мировое фотоагентство. Я пока ничего не делаю для этого, но все равно. Для Magnum снимает один русский фотограф, он во Франции живет, у него очень интересная работа.
В спорте не так много фотографов осталось. Скейтборд раньше снимал Лева Маслов, сейчас перестал. Сноуборд-фотографии меня учил Виталий Михайлов, он тоже перестал снимать. Снимает сейчас хорошо Андрей Пирумов, Максим Балаховский, у него компания Helipro. Алексей Лапин скейтборд снимает. И есть два моих конкурента: Денис Клеро и Данила Колодин, два фотографа Red Bull, мы на троих весь рынок в основном и делим.
– Почему люди уходят из фотографии?
– Кто-то нашел себя в другом. Например, агентство Stereotactic делало фильм для Esquire про мужчину из деревни, которого свозили в Нью-Йорк. Маслов там был продюсером. Михайлов, мне кажется, не смог себя переформировать, когда журналы закрылись. Нужно быть маневренным, постоянно двигаться, чтобы оставаться на плаву.
– А кто лучший фотограф мира?
– Ну есть люди признанные мировые. Жан-Поль Лоцца, швейцарский фотограф. Дин Блотто, американец. Тим Маккена, один из лучших серф-фотографов.
– Расскажи про фотографа Андрея Каменева из National Geographic.
– Да, это гуру нашей travel-фотографии. Он меня многим вещам научил, не только в фотографии. Он рассказывал, как месяцами в болотах снимал всякую живность. У него есть совершенно уникальные снимки: помню один, где игуана муху ест. Она только высунула язык, поймала муху, и он в этот момент ее сфотографировал. Как это сделано, я вообще не понимаю. Он с животными очень хорошо общается. А до фотографии он в Советском Союзе ловил гадюк на Востоке.
– Какая у тебя сейчас главная блоговая платформа: ЖЖ или Tumblr?
– ЖЖ и инстаграм. Я Tumblr бросил, там мало русскоязычных пользователей, а я на них ориентируюсь.
– Ты ведь когда-то бросал и ЖЖ?
– Да, был такой момент. Все говорили, что ЖЖ умирает, надо перейти на новую площадку, там дизайн лучше и все удобнее. Потом я познакомился с Олегом Барминым, тогда это был директор по маркетингу ЖЖ. Он меня убедил, что надо продолжать, много людей меня читают, им все нравится. Я продолжил. Прошлой зимой некоторые записи о Красной поляне до полумиллиона человек читали. А так вокруг меня есть аудитория 80-100 тысяч, я вполне рад этому.
– Ты согласен, что парой фотографий можно добиться той же реакции, что и огромным текстом?
– Можно одной.
Красная Поляна, Сочи, Олимпиада
– Люди, которые едут на Красную Поляну, часто возвращаются недовольными. Что они делают не так?
– Красная поляна может быть не самым дешевым местом, особенно если ты не знаешь некоторых лайфхаков. Но те штуки, которые можно тут получить… Послезавтра будет снегопад. Если ехать под этот снегопад, такого катания за день, которое ты здесь получишь, в Европе можно за неделю не получить.
Многие из этих людей не планируют маршрут заранее. Чем раньше планируешь, тем дешевле. И еще люди не умеют пользоваться интернетом и искать разные варианты. Они вбивают «Красная поляна» и идут по первой же ссылке. Есть много доступных предложений по жилью, в том числе в деревне. Или вот отель Rider’s Lodge, он каждый год ищет волонтеров, которые готовы на зиму сюда поехать и помогать за жилье, за скипасс. Хороший вариант для многих молодых людей.
– Красная Поляна входит в топ-10 лучших горнолыжных курортов мира?
– Сложно сказать. Но я уверен, что в следующем году сюда приедут люди из Европы и Америки. В том числе из-за курса валют. Качество возрастает. Есть проблемы в еде, но они глобальные в России из-за санкций.
– Лучший горнолыжный курорт мира?
– Аспен, наверное. Еще я был в «Трех долинах»: Куршевель, Мерибель и Валь-Торанс, там тоже очень хорошо, один из лучших сервисов мира. Надо понимать, что человек хочет. Если он едет за снегом, то ему без разницы, где ночевать, он будет возвращаться домой и без сил падать. А есть люди, которые едут за спа, отелями и ресторанами. И есть люди, которые едут с детьми.
– Что ты думаешь о критике Олимпиады и ее последствий?
– Курорт пошел развиваться дальше в сторону заповедника, и экологи этим сильно озабочены. Во время Олимпиады много всего построили и поменяли. Многие люди, в том числе я, думали, что микроклимат Красной Поляны будет уничтожен. Но сейчас вроде и снег остался, курорты работают, дорога есть. Сложно сказать, насколько все это мешает природе. Кажется, единственное, что надо делать – более аккуратно проводить работы. Если вторгаться в природу, то аккуратнее. Но я за то, чтобы курорты дальше развивались.
Вообще было много негатива у всех по поводу Олимпиады. Я тоже ведь не хотел сюда ехать, считал, что все это плохо. Но когда ты попадаешь на Олимпиаду, в этот праздник, люди становятся добрее. До Олимпиады уже назревала проблема с Украиной. Но украинцы были здесь, и всем было без разницы. Все забыли про политику.
Жизнь продолжается. Курорты дали рабочие места. Сюда приезжают люди. Что плохого? Этого могло не быть. Была бы маленькая дорожка, несколько туннелей, не было бы хорошей дороги.
Помнишь, когда Капков пришел в Парк Горького? Начались реальные изменения. Я тогда с ним познакомился, мы скейтпарк там сделали. Он мне сначала говорил: «Конечно, хотим скейтпарк, только у нас денег нет. Найди спонсора – сделаем». Я сразу нашел – все были рады. Я тогда сказал: «Мне неважно, сколько это стоило и сколько на этом могли люди себе забрать. Когда ты видишь реальные позитивные изменения, то уже можешь быть благодарен». До этого же в России деньги тратились, а изменений не было. После Парка Горького были остальные парки, теперь Москва выглядит красиво, хоть Капков ушел, и директора парка тоже сместили.
То же и в Красной Поляне. Потратили безумно много. Это до сих пор не окупается и не окупится. Но хорошо, что это есть, люди работают и получают удовольствие.
– Ты считаешь себя русским? Ты ведь все время куда-то ездишь.
– Я меняю в России чемоданы. Я патриот нашей страны, мне нравится то хорошее, что здесь есть. Но я не патриот нашего государства.
Опасность, Тони Хоук, семья
– Когда тебе последний раз было по-настоящему страшно?
– Сегодня. Мы иногда работаем в лавиноопасных местах. Было страшно несколько дней назад, когда мы на вертолете летали. Не столько за себя, сколько за атлетов. Ты-то в условной безопасности, а они едут вниз ради твоих фотографий.
– Были съемки опасные лично для тебя?
– Я был пару раз в небольших лавинках, но это было безопасно. Однажды на Маврикии мы снимали с лодки серфинг на больших волнах. Был отлив воды на закате, и туриста, который плавал около берега, течением отнесло на риф, где серфили мои друзья. Волны были метра 4-5, мы услышали хрипы, стоны о помощи. Человек уже реально был близок к смерти. Мы попытались его спасти на катере, но на рифе маленькая глубина, катер туда выехать не может. Мы ему кричали, чтобы он к нам плыл, но он уже ничего не понимал. Волна его поднимала, била о камни и опять уносила в океан.
Мы его подхватили, но волны приходят неравномерно: может прийти 7-8 больших волн, а потом поменьше. Мы попали в эти большие волны и нам пришлось на полной скорости, километров 60 в час, выпрыгнуть с волны на катере как с большого трамплина. Взлетели метров на 10 над водой, перевернулись практически полностью, лодка упала на край, мы упали в лодку. Девочка-оператор ногу в двух местах сломала, голову почти проломила, я отделался сильными ушибами. Было очень страшно. Если бы мы перевернулись чуть больше, нас бы просто придавило лодкой на рифе.
– Туриста спасли?
– Спасли. Капитан был против, потому что турист сам виноват, а ему рисковать нашими жизнями. Я покричал, настоял, что нельзя спокойно реагировать, когда в десяти метрах от тебя тонет человек. Сами чуть не погибли, спасли жизнь человеку, сломали фотоаппараты. Весело.
– Ты однажды сказал: «На съемках серфинга фотограф иногда рискует больше райдера, потому что находится в глубине рифа, а не пережидая волны». Это как?
– Это про водную съемку, когда снимаешь из бокса, прямо из воды, не с лодки и не с берега. Я раньше думал, что съемка серфинга – самая безопасная вещь: ты стоишь на пляже, светит солнышко, можно коктейль заказать и спокойно с большим объективом снимать. На самом деле можно снимать из воды и тут возникает много опасностей: течение, большие волны, акулы. Главное не паниковать и просто выбираться оттуда. Как говорит мой друг, просто плыви.
– Ты много раз мог утонуть?
– Не знаю. Вначале кажется, что ты можешь утонуть всегда. Но когда машину водишь, тоже вначале много нервничаешь – будто в каждую машину врежешься. Так и с серфингом: кажется, что каждая волна тебя захлестнет, бросит на риф и ты утонешь. А потом у тебя притупляется страх, притупляется испуг и появляется опыт, который пересиливает. Ты постепенно знаешь, что делать в каждой ситуации. Хотя в ЮАР все равно страшно: плаваешь в воде и вечно кажется, что акулы приплывут.
Меня не уносило в открытый океан, но несколько раз я снимал почти в десятиметровых волнах. В воде сложно сказать, какого размера волна, там она всегда кажется больше, чем на самом деле. Казалось, что приходили дома. И если ты попадал в зону обрушения, то грести было бесполезно, потому что масса воды перемещалась такая, что все твои движения сводились к нулю. Тут лучше успокоиться, расслабиться и ждать пока вода тебя вынесет куда-нибудь.
– Самые большие волны, которые ты видел?
– Метров 16-18. Видел их с вертолета на Маврикии.
– Где круто заниматься серфингом?
– Если начинать учиться, то, наверное, на Бали. Если хочется интересных ощущений, то можно в России: в Петербурге теперь много серфят, в Сочи, на Камчатке целая серф-школа, в Калининграде, во Владивостоке. Все эти места катабельны. Но учиться лучше на океанских волнах: в Португалии, в Испании, вокруг города Биаррица, это во Франции, под Бордо. Туда ездила вся российская знать, потом ездила интеллигенция. Шаляпин там был.
– У тебя были тяжелые перелеты?
– Когда я только начинал карьеру и летал на съемки по России, мы летали на старых «Тушках», обкленных внутри обоями. Достаточно страшно. Особенно страшно было летать в аэропорт Мурманска, потому что он, насколько я знаю, чуть-чуть неправильно построен и расположен относительно ветров. Один раз казалось, что мы там разобьемся, когда самолет повернулся крылом к лесу, начал снижаться боком вниз и только в последний момент как-то вывернулся. Выжили. Хотя пилотам виднее, это пассажирам всегда страшно.
Что касается красивых полетов. Мне несколько раз удавалось летать на вертолете, сидя снаружи. Ты привязан альпинистской повязкой, сидишь снаружи и снимаешь. Захватывает. Как в фильме про Вьетнам, когда военные стреляют, высунувшись с пулеметом. Очень круто, особенно если вертолет наклоняется тем боком, где ты сидишь. Ощущение, что ты сейчас вывалишься. Хотя ты привязан, пристегнут.
– Тебе нужно быть в форме?
– Да. В горах нужно быть готовым ходить много и рюкзаки таскать. Последнюю неделю я таскаю рюкзак 20 кг. Нужно уметь хорошо кататься на сноуборде, а то до многих мест ты просто не доберешься. В серфинге нужно хорошо уметь плавать. Сейчас в Майами я тренировал задержку дыхания. Дошел до 4 минут 37 секунд под водой. Там есть профессиональные методы. Я каждый день по чуть-чуть наращивал продолжительность задержки, старался проплывать под бассейном чуть дольше. Основная проблема в том, что нужно успокоиться и сделать так, чтобы мозг не думал, потому что именно он является главным потребителем кислорода. Если это получается, то все хорошо. А рекорд я поставил, потому что Оля мне специально сказала неправильное время, меньше на 30 секунд. Я решил еще посидеть. Есть и другие практики: йога и прочее. Это нужно, чтобы уметь фридайвингом хорошо заниматься. Я в основном просто много спортом занимаюсь.
- Кто самый оторванный человек в мире экстремального спорта?
– Много таких американцев. Трэвис Пастрана – мотоциклист, который сделал двойное сальто назад. Очень опасный трюк. Мотофристайл это тоже спорт одного падения. Трэвис Райс, сноубордист. С Шоном Уайтом, кстати, я тоже общался.
– Что за человек Пастрана?
– Первое что я заметил, и это удивило: когда мы к нему подошли, попросили дать интервью, он бросил все дела и пошел давать интервью. Пока мы шли, люди попросили дать автограф, он дал. И сфотографировался. То есть он ведет себя не как мировая звезда, хотя он звезда. Он очень отзывчивый, спокойный, у него достаточно хорошие человеческие качества. У него нет напущенности, высокомерия. Он нормально с тобой общается, он может дать тебе телефон, он может позвать с собой кататься. В экстриме люди проще, чем в других видах спорта, несмотря на свой статус.
– Шон Уайт такой же хороший человек?
– Ммм, не могу так сказать. Я думаю, в какой-то момент некоторые люди могут сломаться. Не потому что они плохие, а потому что их могут достать журналисты или кто-то еще. С Уайтом я общался только на соревнованиях, причем перед соревнованиями. А перед соревнованиями многие атлеты сильно сосредоточены на своем выступлении и не хотят отвлекаться. В жизни Шон Уайт, я думаю, вполне нормальный. Юра Подладчиков вне сорвенований тоже вполне нормальный. Можно посмотреть запись с Олимпиады, я первый, кто после победы ему пятерочку даю. Тоже пролез.
– Ты общался с Тони Хоуком, главным скейтбордистом планеты?
– Брал у него интервью. Я около двух-трех лет работал оператором на MTV Россия. Ездил с другом и делал программу «Доступный Экстрим». По факту я просто фотографировал и набирался опыта. Нам нужно было записать пару интервью и подводок, а остальное нам давали организаторы. Познакомился со всем светом мирового экстрима: Хоук, Райс, Пастрана, Уайт, Кен Блок, Келли Слейтер, недавно погибший Дейв Мирра. В общем, все лучшие в своем деле – у всех брали интервью и общались. MTV всегда рады видеть и нам звезды доставались не на пару минут, как остальным.
Тони Хоук – бизнесмен. Ничего лишнего, все очень профессионально и по делу. Снимал его на Tony Hawk Show в Париже; это был один из самых крутых мировых ивентов, когда рампу поставили в Гран-Пале. Вообще, мне удалось побывать на реально исторических ивентах: например, Red Bull X-Fighters у пирамид Гизы. Не уверен, что это когда-то повторится.
– Считается, что весь экстремальный спорт очень опасен.
– На начальном уровне все виды экстремального спорта опасны настолько же, насколько велосипед в городе. Травмы случаются либо по глупости, либо по неосторожности. Если человек подходит к своему увлечению серьезно, использует защиту, тренируется, у него крепкие кости и правильное питание, ему хватает витаминов, то он не получает травм. Или это сводится к минимуму.
– Самый экзотичный спорт, который ты снимал?
– Бейс-джампинг. Однажды друг спросил: хочу ли я поехать снимать фестиваль бейса на Останкино. А до этого – снять нелегальный прыжок Валерия Розова с Башни Федерации. Я согласился. В четыре утра приехал, а Валера не смог. Не получилось подняться на точку выхода. С охраной, наверное, было что-то, не знаю.
Поехал в Останкино, там без всяких разрешений, только подписав пару бумажек, попал на самый верх. Вылез на мостик, откуда ребята прыгали и снимал. Залез там на ступеньку, они как с головы у меня прыгали. Получились очень крутые кадры. Мне было очень страшно. Я даже не мог вниз посмотреть.
– Что за люди занимаются бейс-джампингом?
– Я общался со многими профессионалами. Они очень спокойные. Их сложно вывести из себя. Они никогда не нервничают. Моя мама – психотерапевт. Она раньше говорила, что люди, которые занимаются экстримом, потенциальные самоубийцы. Они ставят себя ближе к смерти. Они как будто стремятся погибнуть. Я с ней много спорил, сейчас она согласилась, что люди, занимающиеся экстримом, чувствуют жизнь гораздо больше, чем люди, сидящие на работе.
– Бейс-джампинг опаснее других видов?
– По статистике бейс-джампинг далеко не на первом месте. Им мало кто занимается. Травмируются единицы. Горные лыжи по статистике опаснее. Но, конечно, это очень опасно. Это спорт одного падения. Если что-то пошло не так, то шансов исправить ошибку почти нет.
– Тебе приходилось терять друзей?
– Да. Сережа Башкиров погиб на Чегете. Хороший сноубордист был. В США сильно травмировалась моя хорошая подруга Алена Алехина.
Наверное, многие из них фаталисты. Как у меня папа говорит: «Рожденный быть повешенным не утонет». Наверное, они тоже так думают и дальше делают то, что хотят. Я считаю так же. Но нельзя терять голову. Я думаю, люди, которые профессионально занимаются экстремальными видами спорта, трезвее оценивают ситуацию, чем те, кто начинает, смотрит на них и хочет повторить.
– Твоей жене бывает за тебя страшно?
– Да. Когда мы в декабре снимали на Эльбрусе, там сходили лавины. Мне самому было страшно: только ребенок родился, а я улетел в не самые безопасные горы в не самое безопасное время. Звонила мне. Тут надо понимать, что у людей должно быть доверие друг к другу. Она знает, что я стараюсь не терять голову, не делать совсем безрассудных вещей.
– А тебе часто за нее страшно?
– Часто. Мне даже было страшно, когда она была не моей женой, а просто моим райдером. Я когда-то был ее начальником. Ребенок на берегу, а она в огромных волнах, где-то под водой плавает. Страшно. Она как в большой стиральной машинке, только снизу еще терка в виде рифа.
Конечно, страшно. Но я не могу ей запретить. Человек должен быть счастлив, а он счастлив только когда делает то, что хочет.
Фото: instagram.com/kirillumrikhin; Gettyimages.ru/Andreas Schaad/Global-Newsroom; Global Look Press/S. Schuetter/blickwinkel
