«Эй, жирный, какой навоз на вкус?» Американский фермер, победивший Карелина

Стас Купцов – о Рулоне Гарднере, который главного олимпийского чуда-2000.

Окруженный пологими горами город Афтон американского штата Вайоминг напоминает вмятину в земле, оставленную после удара кулаком рассерженного небожителя. Кое-кто считает, что место это проклято, потому что здешние поселенцы, скорее, выживают, чем счастливо живут – но так кажется только со стороны, особенно тем, кто не мыслит своей жизни вне мегаполиса.

В Афтоне в основном обитают фермеры, которым приходится мириться с холодным, непостоянным климатом и выживать за счет ежедневного каторжного труда.

Дети, появившиеся на свет в Афтоне, быстрее осваивают лопаты и вилы, чем традиционные машинки и куклы.

Тяжелый рев тракторных моторов и мычание пасущихся коров – самые привычные мелодии в окрестностях города. Работы в полях отягчаются разреженным горным воздухом, от которого кружится голова, зато фермерские будни закаляют местных жителей.

Рыхлые серые тучи, что любят оккупировать небо над Афтоном подобно вражеским бомбардировщикам, порой извергают густые снежные массы, слоями покрывая бескрайние поля, где фермеры выращивают злаки и пасут крупный рогатый скот. Это мертвое для афтонцев время, люди ходят в церковь и горячо молятся, чтобы снег поскорее прекратился.

Мальчик по имени Рулон, наоборот, обожал снег. Утром он бежал с братом Рейнольдом в поле, и там они устраивали поединки – побеждал тот, кому за счет одной силы рук удавалось повалить соперника.

Рейнольд был старше на год, и Рулон чувствовал себя в объятиях гризли, когда боролся с братом, но старался не уступать. Если Рейнольд побеждал за счет грубой физической силы, то Рулону приходилось проявлять смекалку, импровизировать – и в исключительных случаях он валил брата на обе лопатки, а после чувствовал себя настоящим героем.

После утренней борьбы, в которой братья выглядели злейшими врагами, мальчишки возвращались на ферму, не переставая смеяться и подначивать друг друга. Там их уже поджидал отец, с которым ребята шли в стойло, к коровам. Тот, кто проигрывал, брал лопату и собирал на удобрения коровьи лепешки, зато победителю доставалось ведро, в которое он сцеживал молоко от буренок.

Рулон не гнушался черновой работы, понимая, что фермерские будни – кропотливый труд, за счет которого кормится вся их большая мормонская семья. Волею судеб Рулон оказался самым младшим, девятым ребенком Гарднеров. Но отец ко всем относился одинаково и с каждого требовал по максимуму. К тому же, Рулон и Рейнольд были самыми крупными и сильными отпрысками Гарднеров, с рождения они стремительно набирали вес, восхищая отца. Он благодарил небеса и покровителя мормонов Джозефа Смита за то, что ему послали таких одаренных сыновей, готовых набивать мозоли на ладонях и отдавать все силы хозяйству.

Рулон, в отличие от брата, был бесформенным увальнем, его тело становилось крупнее за счет жира, тогда как у Рейнольда прибавка в весе происходила благодаря наращиванию мышечной массы.

– Жиробас, сегодня снова будешь дерьмо разгребать! – говорил ему Рейнольд с добродушной улыбкой, пиная каждое утро, и Рулон хватал его за ногу, после чего они кубарем катились вниз по лестнице, брали по яблоку и бежали в поле, чтобы выяснять отношения.

Но если шутки брата, порой жестокие, Рулон терпел и не подавал виду, как ему обидно, то в школе все было по-другому.

…

– И тогда Лерой стал любоваться урба… урбо… унист… – оратор запнулся и почувствовал, как лицо становится пунцовым от стыда. Он медленно поднял голову и посмотрел на одноклассников, которые уже показывали на него пальцами и безудержно хохотали.

«Тормоз», – говорил один. «Жирный дебил», – смеялся другой.

Рулон вздыхал, снова смотрел на сложное слово, собирался с силами, а потом начинал мямлить: «Урба… Урбо… Унист».

– И тогда Лерой стал любоваться урбанистическими пейзажами! – не выдержал преподаватель литературы, мистер Кинг. – Садись, Рулон, вынужден поставить тебе двойку. Ты, как всегда, удивляешь. Чтение вслух – это далеко не самое сложное занятие. Ну, как бы тебе объяснить, фермерскому ребенку... Это все равно, что корову подоить. Дернул за вымя, и молоко в ведре. А ведь скоро я буду давать задания посложнее. Поэтому советую больше времени учебе уделять, коровы как-нибудь подождут.

«Вообще-то доить корову – занятие не такое простое, как ты думаешь. Нужно, во-первых, корову к себе расположить, погладить ее, успокоить. А, во-вторых, чтобы заполнить ведро молоком, нужно много трудиться, за это время руки устают невероятно, пальцы деревенеют», – подумал Рулон, взглянув на Кинга исподлобья, но, ничего не сказав, под улюлюкание класса сел за парту – вернее, хотел сесть, но в последний момент из-под него выхватили стул, и он грузно упал на пол.

– Эй, Гарднер, расскажешь нам, цивилизованным людям, каков навоз на вкус? – после урока крикнул Пол Симмонс, парень, у которого всегда были самые модные шмотки, а ручки – беленькие, как у аристократа, ни одной мозоли. Именно этот рыжий острослов и выхватил стул, из-за чего Рулон вновь опозорился перед одноклассниками. – Уверен, ты и коровьим дерьмом питаешься, раз такой жирный! Небось, все в свой поганый рот тащишь, мормонский ублюдок.

В подобных ситуациях Рулон смотрел поверх Пола, представляя себе, что сейчас находится в своей комнате и разглядывает плакаты любимых игроков в американский футбол. Обычно это его успокаивало в конфликтных ситуациях. Когда-то отец сказал ему, что нельзя трогать тех, кто слабее, это противоречит кодексу чести. Рулон прекрасно понимал, что если нападет на Пола, тому не поздоровится. Но когда тот сказал обжигающие как кислота слова про навоз, это стало последней каплей – терпеть подобное было выше его сил.

Рулон вздохнул, пошел к Полу и, проходя мимо, совершил движение, после которого рыжий забияка оказался на полу, схватившись за живот и вопя от боли. Рулон был очень собой недоволен, и потому позволил мальчишкам, дружившим с Полом, побить себя.

Когда его мутузили, Рулон не издавал ни звука. Он лишь улыбался, потому что презирал боль. С тех пор как однажды в школе случайно прострелил себе живот из самодельного арбалета. Врачи сообщили его родителям, что от смерти мальчика спасло лишь чудо. Он запомнил жгучую боль, которая съедала его сознание, убивала все мысли кроме одной – как же ему больно. Пока подоспела помощь, прошло много времени, зато Рулон привык к боли, сильной и необъятной. А значит, с ней можно мириться, ее можно терпеть, то есть быть настоящим мужчиной, способным противостоять даже столь коварному и беспощадному врагу.

Осыпаемый градом ударов прихвостней Симмонса, младший сын Гарднеров продолжал улыбаться. Он поклялся себе, что однажды станет самым сильным человеком на свете, и тогда уж точно никто и слова обидного ему сказать не посмеет.

…

Высокий, бледный парень сидел возле окна на табуретке и, нахмурившись, смотрел, как во дворе бушует метель. Окна уже почти целиком заиндевели, и все же смутные очертания улицы еще можно было разглядеть. Перед ним на столике лежал томик Достоевского, который он прочитал всего за несколько часов.

В квартире, рядом с обогревателем, мороз все равно пробирал до костей. К такому не привыкнешь, даже если живешь в Новосибирске с самого рождения. Каждый раз, когда температура обваливается, люди чувствуют себя здесь сардинами, набившимися в морозильник.

Парень увидел, как большой пес, который легко мог разорвать человека, с трудом сопротивляясь ветру, ковыляет вдоль забора – складывалось ощущение, будто жестокий режиссер показывает замедленные съемки фильма-апокалипсиса о глобальной природной катастрофе. Парень протер глаза, и собака исчезла – а может, ее просто сдуло с улицы сильным порывом ветра. Да, зимой ветер лютовал в Новосибирске, и если хотел кого-то прибрать к рукам, то делал это без зазрения совести.

Со стороны дороги послышалось урчание самосвала. Это означало только одно – отец вернулся из очередной длительной командировки. И его ждали интересные новости. Парню не терпелось рассказать, какие изменения произошли в его жизни после того, как Виктор Михайлович Кузнецов позвал молодого человека в зал «Буревестник».

– Сашка, помни, ты будешь великим! – предрек сыну отец-дальнобойщик, едва переступив порог дома. На радостях, что непростая работа выполнена и гонорар получен, он выпил рюмку водки. А когда метель немного улеглась, выгнал сына во двор и, поставив перед стеной, заставил лупить по ней как можно сильнее.

– Я занимался боксом, и хочу научить тебя этому ремеслу, – заговорил он, сцепив могучие руки за спиной. – Знаешь, всегда считал, что по-настоящему кулаки будут крепкими, если бить не мягкую грушу, а стену, бетонную стену. Однажды я сломал кисть, когда начал тренироваться, как ты сейчас... А потом привык, и кулаками мог пробить любую оборону. Ну, хорош, я вижу, ты разбил кулаки в кровь. Зато в следующий раз окровавленной будет уже голова соперника.

Саша смотрел, как на ладонях замерзают алые капельки крови – на улице, несмотря на прекратившуюся метель, все так же оставалось минус 30 градусов, что было привычной температурой для зимнего Новосибирска. Затем парень поднял голову и улыбнулся, вот только глаза его были как два кусочка льда.

– Папа, а знаешь, я ведь не боксом буду прославлять нашу фамилию, – твердо произнес он. – Я выбрал иной путь – греко-римскую борьбу.

С этими словами он подошел к отцу, крупному, мускулистому мужчине, и спокойно повалил его на землю.

– Тебя обучали такому в боксе? – спросил он, глядя на ошарашенного отца, пока тот, отряхиваясь, поднимался на ноги. – Я могу повалить тебя, не выбрасывая кулаки в голову. И мне не придется кучу времени прозябать в ринге – пары секунд вполне хватит, чтобы ты оказался в горизонтальном положении.

Отец попытался в ответ сам повалить Карелина-младшего, но снова оказался на земле – он даже не успел сообразить, что именно сделал сын, просто почувствовал, как крепкие руки тянут вниз. Это как-то сразу заставило его зауважать греко-римскую борьбу.

– Сашка, да ты у меня Геракл! – восхищенно всплеснул он руками.

– Нет, папа, я – Александр Карелин! – возразил подросток и обнял отца, да так крепко, что у того затрещали кости. – И скоро обо мне узнает весь мир.

…

Бывалый трактор, урча престарелым мотором, на удивление легко передвигался по убитой дождем дороге. Уже вечерело, в окнах деревянных домов, мимо которых проезжал тарахтящий гость, горели огни.

Один из фермеров, копавших ямы под саженцы, повернулся к трактору и, узнав, кто за рулем, поднял крупную, как у медведя, руку и помахал знакомому, изобразив подобие улыбки. Афтонцы редко демонстрировали на своих суровых лицах эмоции, поэтому улыбка фермера выглядела неестественной.

– Ты такой крутой! – шептала Шери, прижимаясь к своему сельскому парню, пока тот катал ее на тракторе. – Знаешь, мне всегда нравились крупные мальчики, особенно если они за рулем. Это так сексуально!

– Крупные, но не жирные же, – вздохнул Рулон, проводя ладонью по пузу.

– Дурачок, ты вовсе не жирный – ну, разве что немного пухловат, да и все, – рассмеялась Шери, с восхищением глядя, как Рулон, дергая за рычаги, легко управляет неповоротливой на вид конструкцией.

Внезапно одно из колес застряло в выбоине, и тогда Рулон, спрыгнув на землю и подойдя к трактору сзади, принялся толкать его. Шери заметила, как вздулись мышцы на его руках и плечах, и с удивлением увидела, как огромная машина под мощными толчками сдвинулась с места – для этого девушке даже не пришлось выходить из кабины.

– Этот трактор я научился водить, когда мне было восемь лет, – усмехнулся Рулон, вернувшись в кабину – он даже не запыхался. – Представляешь? Я чувствовал себя суперменом. Папа сказал, что я стал управлять трактором быстрее всех братьев. Даже Рейнольд, который постоянно твердит, что умнее меня в пятьсот раз, и тот не сразу разобрался. А я, кстати, не только водить умею – если что случится в дороге, легко смогу починить этот трактор.

– Поразительно! – Шери еще плотнее прижалась к Рулону. – Ты очень умный, Рулон, не слушай брата. А еще – невероятно сильный. Как ты смог сейчас вытолкнуть этот трактор – он же весит не меньше тонны!

– Да ну, это же плевое дело – мы с братом постоянно их толкаем, чтобы тренировать мышцы, – отмахнулся Рулон. – Это помогает нам показывать неплохие результаты в вольной борьбе, американском футболе и тяжелой атлетике.

– Ты – великолепный спортсмен! – девушка обняла Рулона и поцеловала его в губы.

Рулон покачал головой – да, у него были успехи, но Рейнольд превосходил его во всем. А он мечтал, что однажды станет лучше старшего брата, но шли годы, и разница между ними становилась все очевиднее. Казалось, у Рейнольда талант от бога, а у Рулона просто неплохие данные – и только. Каждый раз, когда братья сходились на ковре, побеждал старший, и исключений становилось все меньше.

– Нет, я одна сплошная посредственность, – пробормотал Рулон. – Зря ты со мной связалась, Шери. Тебе бы лучше встречаться с Полом Симмонсом. Он богатый, умный, образованный. У него есть все, чтобы сделать тебя счастливой. А что могу предложить тебе я, кроме покатушек на тракторе?

Оставшийся путь они проехали молча. Стало совсем темно – внушительные фары трактора с трудом пробивали тьму. Небо, обычно усыпанное звездами, должно было освещать дорогу призрачно-серебристым светом, но его заволокли тучи, сквозь которые пробивалось лишь тусклое мерцание ледяной, недружелюбной луны.

В кабинке термометр показывал, что к ночи сильно похолодало, и тогда Рулон накрыл подругу шерстяным пледом. Девушка положила голову на плечо спутника и вскоре стала мирно посапывать. Рулон же задумался о будущем – он не мог найти выхода. Его главной проблемой был юношеский максимализм, он физически не переносил мысли о том, что кто-то может быть лучше. Поэтому, скорее всего, ему придется оставить спорт и сосредоточиться на фермерстве.

С другой стороны, фермерство было семейным делом, и ничего постыдного в такой жизни он не видел. Его род начинался с Арчибальда Гарднера, миссионера, инженера, епископа и бизнесмена, который в XIX веке основал несколько общин, в том числе и в Вайоминге, строил каменоломни, лесопилки, мельницы, каналы. У него было 11 жен и 48 детей, и он считал фермерство достойным занятием. Этот человек накладывал определенные обязательства на своих потомков, и Рулон часто думал, что не может посрамить Арчибальда, человека, которому поставили в Афтоне памятник.

И хотя фермерство прочно засело в генах Гарднеров, возможность вырваться из замкнутого круга все-таки манила Рулона, и он хотел новых ощущений, которые мог подарить ему только ковер. В конце концов, подумал Рулон, не только с помощью лопаты и вил можно прославить Арчибальда Гарднера.

– Знаешь, я тут читала в газете об одном очень интересном виде спорта, – Шери нарушила молчание, только когда Рулон проводил девушку до ее дома. – Ты что-нибудь слышал про греко-римскую борьбу? Не хочешь попробовать себя в чем-то новом?

Рулон с минуту смотрел на подругу немигающим взглядом. А потом, медленно-медленно, словно пробуждаясь от долгого сна, улыбнулся – настоящей, искренней, доброй улыбкой. В грустных глазах увальня, который давным-давно потерял веру в себя, появился задорный блеск. Внезапно он преклонил колено, взял Шери за руку и, ощущая себя как в тумане, произнес:

– Хочешь стать моей женой?

Он ожидал услышать что угодно, но только не «Да». Но именно это он и услышал.

…

Хруст в ноге был страшной силы – в зале его слышали все.

– Сан Саныч, что случилось? – первым очнулся соперник Карелина по областному первенству – фантастически упертого парнишку борцы-сверстники как-то сразу стали называть по имени-отчеству.

Сан Саныч не откликнулся, попытался подняться, и тут же гримаса боли исказила его лицо. Нога была неестественно выгнута, и врач, появившийся на ковре, сразу понял, что с 15-летним борцом случилась беда.

Пока над ногой колдовали медики, Карелин, стиснув зубы, думал только об одном – как бы преподнести эту неприятную новость маме, чтобы она не сильно расстроилась, ведь он только что безнадежно испортил ей 8 марта. Карелин проклинал себя за то, что допустил ошибку, которая привела к травме. Но в глубине души знал, что сломанная нога – лишь первая из опасных травм, которые наверняка будут преследовать его на ковре.

Он давно уже решил, что отдаст всего себя спорту, и если придется идти на жертвы, испытывать боль, чудовищную, невыносимую, он пойдет и на это. Ведь самым страшным было для него другое. Больше всего на свете Карелин боялся оступиться на крупных соревнованиях, за которыми следят миллионы болельщиков – таких как чемпионаты СССР или мира, Олимпийские игры. Боль еще можно как-то перетерпеть, но поражение могло уничтожить его! И если ради побед ему придется жертвовать здоровьем, что ж, он готов биться хоть с поломанной рукой или ногой.

К счастью, природа щедро наделила его гибкими, упругими мышцами, мощным телосложением, молниеносной реакцией. Оставалось лишь прибавить в силовых показателях, и тогда перед его напором не устоит никто. Сан Саныч это знал и заранее готовился взобраться на борцовский трон, понимая, что сразу же появятся сотни сильнейших мастеров, которые попытаются свергнуть его с престола. И каждый раз он будет биться с претендентами насмерть, а если проиграет – тогда и жизнь ему будет не мила.

Несмотря на страх поражения, Карелину было в то же время скучно оттого, что он никак не мог встретить достойного соперника, который сумел бы по-настоящему впечатлить его. Разве что холодильник, который однажды упал на юного борца и слегка придавил его.

– Молодой человек, вы чему улыбаетесь? – недоуменно спросил врач, вколовший пострадавшему обезболивающее. – Знаете, я никогда такого не видел… Обычно люди на вашем месте кричат от боли, да так, что уши закладывает.

– Маме позвонили? – спросил он, проигнорировав вопрос медика.

– Да, Сашка, – услышал парень голос Виктора Михайловича – он доносился откуда-то из другого измерения. – И она пообещала, что сожжет твою спортивную форму. Но ты ведь не бросишь классическую борьбу из-за такого пустяка, как сломанная нога? Я не люблю сыпать комплиментами, но тебя ждет великое будущее – если будешь и дальше пахать.

– Я не могу бросить спорт, которому отдал ногу, – пробормотал Карелин и потерял сознание.

…

Рулон мчался по Афтону на пикапе, чувствуя, как тело ломит от усталости – полевые работы изматывали и в то же время доставляли ему удовольствие. Появлялось ощущение сопричастности семейному бизнесу. Прежде всего, он был фермером, и лишь когда-нибудь, в отдаленном будущем, у него, возможно, получится стать кем-то еще. Но хочет ли он этого?

Рядом сидела его молодая и красивая жена Шери, круглый животик которой говорил сам за себя. Рулон был счастлив, готовился к появлению на свет девочки, к продолжению рода Гарднеров. Его родители наглядно показали, какая она – большая, крепкая, сплоченная мормонская семья. Теперь настала его очередь создавать новую американскую ячейку общества.

Родители постоянно заводили разговоры о том, что когда-нибудь у него появится своя ферма, что его будущее предопределено, и если раньше он сопротивлялся, то теперь у него есть Шери, а еще есть Стэйси, девочка, которую он так ждет. Если он станет отцом в 19 лет, то это будет первый шаг к созданию многодетной семьи, которой придется уделять много внимания, так о каком спорте высших достижений можно говорить?

Рулон нахмурился и стиснул руль. Лобовое стекло покрыл тонкий слой снега, который мгновенно смахнули дворники, но снег не сдавался и продолжал падать снова и снова. Видимость была паршивая, и Рулону почему-то стало не по себе. Его напряжение заметила Шери.

– Дорогой, все в порядке? – спросила она и вымученно улыбнулась – последнее время девушка чувствовала себя нехорошо.

– Да, все нормально, – ответил он, отвернувшись от дороги и взглянув на жену, с которой находился в браке уже три года, и без которой не представлял жизни.

А потом случилось страшное. Скрежет металла, звон бьющегося стекла, нечеловеческий крик жены, все смешалось в одно, а потом оборвалось. Рулон потерял сознание, а когда очнулся, увидел Шери. Она была жива, но глаза, направленные на него, были полны немыслимой боли и материнского горя. Рулон сместил взгляд на ее живот и почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Он увидел кровь, много крови, и что-то еще, что-то, о чем он не хотел думать, то, что должно было стать их общим счастьем, достоянием, сокровищем, было теперь безжизненным.

Рулон набрал воздуха в свои мощные легкие и крикнул, и это был страшный крик, крик отца, потерявшего ребенка, а когда он выдохся, то завыл, как шакал, из глаз брызнули слезы, за секунду залившие большое, некрасивое лицо. Он машинально потянулся своими толстыми, неуклюжими пальцами к глазам, протер их, а потом услышал, как Шери зовет его, увидел, как она тянет к нему руки, как по щекам ее струятся слезы, вперемешку с кровью.

– Где наша Стэйси? – кричала она. – Что ты, ублюдок, наделал? Где наша дочка?

Рулон обмяк всем телом, и понял, что он был за рулем, и, возможно, Шери права, нет, она абсолютно точно права: напрямую или косвенно, но он причастен к смерти Стэйси Гарднер, которая умерла 30 декабря 1990 года, так и не успев родиться...

Это был самый страшный день в жизни Рулона. Никогда в интервью он не упомянет ни о дочке, ни о своем первом браке. Но на самом деле он ни на секунду не забывал о том, что произошло тогда на дороге.

Его жену парализовало в ДТП, и Рулон, чувствуя себя последним подонком, пришел однажды к ней в больницу, чтобы сказать постыдные слова. С трудом произнося их, путая ударения, он все-таки выдавил из себя фразу: «Ты согласишься на развод?»

Он ожидал услышать что угодно, но только не «Да». Но именно это он и услышал.

С тех пор Рулон днями сидел в кресле, обхватив голову руками, и представлял, как металл впивается в маленькое тельце, как уродует его, и невыносимая боль съедала его разум. Он поднимал голову и кричал.

Никто не утешал его, любой, кто переступил бы порог дома в этот период его жизни, мог умереть. Рулон обезумел от горя и периодически вскакивал, чтобы крушить мебель или биться головой об стену, причинять себе боль, ощущать хотя бы часть той боли, которую испытала его маленькая Стэйси.

О, как же это могло случиться? Радость всей его жизни ушла навсегда, разбив ему сердце, уничтожив остатки воли.

В один из таких дней он вскочил, бросился вон из дома, выбежал в поле и в одной пижаме совершил нырок в сугроб, зарылся в него, мечтая умереть, уйти вслед за Стэйси. Он совсем не чувствовал холода снаружи, весь холод мира собрался у него внутри, и он понял, что мир никогда не будет теперь для него прежним.

Вот только у него был союзник. Время лечит, не всех, конечно, но Рулона Гарднера оно все-таки исцелило – во всяком случае, однажды он сам в это поверил.

…

Нашлось одно занятие, которое вытащило Рулона со дна. Афтонец продолжал рваться на ковер, чтобы бороться со старшим братом – это стало не только отвлекающим маневром, но и делом принципа.

Рулон знал, что лучше бы ему перейти в греко-римскую «классику», как когда-то посоветовала теперь уже бывшая жена, но что-то постоянно останавливало его. Всю жизнь он был вторым номером в семье, и теперь, обучаясь в университете Небраски, мечтал представлять свой вуз на региональных соревнованиях. Но на его пути неизменно вставал Рейнольд.

А сколько он впахивал в зале Стар-Вали – Рейнольду и не снилось. Иногда он приходил сюда ночью и оттачивал приемы, а затем побеждал брата в тренировочных схватках. Но стоило ему выйти на ковер во время официальных соревнований, что-то перемыкало, то ли в нем, то ли в брате, и побежденным уходил неизменно Рулон.

Общение с братом превратилось в пытку. На встречах он выдавливал из себя улыбку, говорил, что гордится Рейнольдом, желал ему успехов на турнирах, а сам в глубине души мечтал схватить его за шею своими могучими руками и сдавить так сильно, чтобы лицо его стало пунцовым, а глаза вылезли из орбит.

В том числе и поэтому Рулон занимался еще и толканием ядра. Он представлял, что берет в руки не ядро, а скрученного в шар Рейнольда, и, вкладывая все силы, зашвыривает его куда подальше, хоть на Луну, где тот останется навсегда и прекратит быть для него помехой.

Однажды, когда решалась судьба путевки на первенство штата, Рулон был хорош как никогда – и в конце концов убедил сам себя: теперь Рейнольд ему точно не помеха. Рулону казалось, что он голыми руками сможет переломить хребет не то что старшему брату – носорогу!

А за несколько дней до старта соревнований случилось непредвиденное. Рулон отправился на работу в поле и, забывшись, покалечил ногу – трактор нанес ему столь серьезное увечье, что конечность быстро опухла, а рана нагноилась. Врачи провели консилиум, после которого один из них предупредил Рулона, что, согласно худшему сценарию, ему грозит ампутация.

Вскоре в палату навестить больного пришел тренер.

– Я хочу выступить на первенстве, я могу выступить! – закричал бледный, как смерть, Рулон, когда наставник подошел к кровати. Больная нога была подвешена за веревки, припухлость от раны все еще не сошла, и малейшее движение причиняло дикую боль, но он рвался на ковер, туда, где мог восстановить свое реноме, вернуть имя, гордость. Ему казалось, что все это он растерял давным-давно, и комплекс «вечно второго» мешал ему видеть объективную картину. В сравнении с другими борцами Рулон добился отличных результатов, но он и слышать об этом не хотел.

– Послушай, это год Рейнольда, а тебе нужно лечиться, – сказал Рулону коуч, вздохнув. Он не хотел говорить, что это был бы год Рейнольда в любом случае.

– Но я готов его побороть, понимаете – я сделал для этого все, отдал все силы на тренировках, я почти не спал, отрабатывал все приемы, о которых вы мне говорили, – кричал Рулон, так сильно возбудившись, что в уголках его губ проступила пена.

Тут же в палату пришла медсестра и попросила тренера выйти.

– Я готов его побить, – орал Рулон ему вслед, морщась от боли. – Я все сделал для этого, коуч!

Медсестра быстро взяла шприц и вколола парню столько успокаивающего, что и слон бы заснул на его месте. Однако Рулон продолжал повторять вновь и вновь одну и ту же фразу: «Коуч, я готов! Коуч, я готов! Коуч, я готов!»

А на следующий день он узнал, что Рейнольд стал чемпионом штата.

…

Омск замер, когда на ковер вышел тяжеловес-классик Игорь Дмитриевич Ростороцкий. Статный, роскошный борец, поправив копну черных волос, взглянул на болельщиков, встречавших его аплодисментами, и улыбку тщеславия надежно прикрыли усы.

Он чувствовал себя героем советского народного эпоса, каноническим богатырем, который принес своей стране международную славу – дважды брал золото чемпионатов мира, делая это легко и непринужденно, скрывая за простотой годы бесконечных тренировок и литры пролитого пота.

С тех пор анапский гигант ощущал себя молотом с красного советского знамени, который обрушивался на соперников с непреодолимой силой и подминал их под себя. Ему казалось, что он – система, доминанта, которой беспрекословно подчиняются, и нет нигде силы, способной остановить его.

И теперь Ростороцкий готовился покорить новую вершину, впервые в карьере стать чемпионом СССР, а для этого ему нужно всего лишь перемолоть сибирского юнца Александра Карелина, который встретил его в центре ковра тяжелым, угрюмым взглядом исподлобья. Так не смотрели на него никогда, он увидел во взгляде сибиряка медвежью решимость, желание доказать, что есть все-таки сила, способная остановить его, Ростороцкого.

И когда он обрушил свои могучие руки на тело Карелина, то понял, что под кожей этого парня не кости, а камни, что на каждое свое активное действие он получит молниеносное противодействие, что его тотальное превосходство над советскими борцами оказалось эфемерным – сибиряк, появившийся из ниоткуда, готов уже сейчас, в свои девятнадцать лет, положить его на обе лопатки, опозорить перед семьей, перед тренером, перед страной, и ему необходимо мобилизовать все свои резервы, дабы не проиграть прямо сейчас.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, пока Ростороцкий боролся с Карелиным первую минуту, а потом время схватки будто замерло, казалось, она длится вечность, проходит в полной тишине, потому что каждый человек, наблюдавший за боем с трибун, боялся слово вымолвить, хоть на миг отвлечься от невероятного зрелища – бились два каменных титана, решалось их будущее.

Усы больше не скрывали улыбки чемпиона мира – Карелин стер ее. И поэтому, когда маленький человечек в белом костюме поднимал руку Ростороцкого, присуждая фавориту неочевидную победу со счетом 1:0, тот стоял с опущенной головой, ощущая лишь, как капли пота градом стекают по мускулистой спине.

За секунду до конца схватки он взглянул в глаза Карелина и понял, что это глаза убийцы, человека, который жизнь отдаст, но пробьется в олимпийскую сборную прямо сейчас. А еще он понимал, как сильно разозлило Карелина поражение, и что уже совсем скоро этот молодой, голодный до побед атлет загрызет его в матче-реванше.

Карелин, правда, тоже стоял с опущенной головой, отказываясь верить в проигрыш.

– Саша, тебя только что победил двукратный чемпион мира, – попытался успокоить сибиряка тренер. – Да и судьи ему симпатизировали. Ты был не хуже!

Карелин присел на корточки и опустил голову. Он не хотел, чтобы тренер видел его слезы. Он поклялся, что никогда больше не проиграет, что это будет единственное его поражение в карьере. Стыд прожигал душу Карелина, как кислота, он чувствовал, что наступил переломный момент. Или он станет настоящим чемпионом, или пополнит ряды посредственностей, которые находят тысячи оправданий для поражений.

Они – ничтожества, а он не такой. Но ему предстоит еще доказать это.

– Я раздавлю Ростороцкого! – наконец взревел Карелин, взглянув на тренера. – Вот увидите, Виктор Михайлович. О нем забудут навсегда. И очень скоро…

Так и случилось. Ростороцкий проиграл Карелину дважды. А потом исчез, как будто его никогда и не было – поражения могут быть столь разрушительной силы, что превращают гору в песчинку.

С тех пор Карелин перестал быть человеком. Он стал красной машиной. Борцом без изъянов. А его коронным приемом был убийственный обратный пояс, когда Карелин легко отрывал от ковра 130-килограммовые туши, ноги которых беспомощно дрыгались в воздухе, а затем бросал противников на лопатки.

– Виктор Михайлович, для меня проигрыш – это как гильотина, – скажет спустя годы Карелин своему тренеру. – Когда я проиграл Ростороцкому, мне казалось, что голова свалилась с плеч и укатилась куда-то в сторону. Это страшные эмоции. Второй такой удар может стать для меня смертельным! Поймите, я не могу проиграть. Для меня это будет равнозначно смерти.

…

Рулон Гарднер, борец греко-римского стиля из США, нервно ходил из одного угла комнаты в другой. Руки его слегка дрожали, он знал, что совсем скоро ему предстоит выйти на ковер против легенды, трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина.

На чемпионате мира во Вроцлаве все только о нем и говорили. Рулон узнал, что русский борец побеждал соперников при любых обстоятельствах, даже со сломанными ребрами. Глядя на портрет сибирского богатыря, висевший в холле отеля, Рулон отчетливо видел свое поражение.

Но Рулон не собирался сдаваться так просто, слишком много сил он вложил в новый вид спорта. У него было совсем мало времени, чтобы переключиться на греко-римскую борьбу – да, она до мелочей похожа на вольную, но в «классике» есть свои нюансы, и ему пришлось перестраиваться.

А еще его сразу возненавидели американские конкуренты – борцы, которые с детства занимались «классикой», не могли и мысли допустить, что пришелец с молочной фермы начнет диктовать им свои условия. Брайан Кек, классик со стажем, поначалу с трудом сдерживал хохот, видя, как «жирный фермер» тренируется до потери пульса. Он показывал на него пальцем, как те садюги-школьники, и начинал дразнить его, под дружный хохот партнеров. В такие моменты афтонец ощущал, как внутри все закипает. Его ноздри раздувались, губы кривились в зверином оскале, а руки сами тянулись к тренажерам.

Не прошло и пары месяцев, как коллеги сполна ощутили его гнев на ковре. Он был самым выносливым в зале, годы каторжных работ на высокогорье наконец-то принесли плоды. Теперь уже Брайан Кек и все остальные мечтали, чтобы тренер сводил их в спаррингах с безумным фермером как можно реже. Они видели у него в глазах безмерное желание преодолеть себя, свои комплексы, свои неудачи, вытащить наружу гризли, который ополчился на весь мир.

Но многое в его выступлениях все еще зависело от настроя. За несколько минут до полуфинальной схватки чемпионата мира Рулон закрыл глаза и задумался о судьбе. Если Карелин получал все свои переломы и сотрясения на ковре, то американца куда чаще била сама жизнь. Однажды, когда он был 9-летним мальчишкой, его малолетние сестры угнали родительский пикап и выехали на шоссе. Та, что села за руль, была так мала, что ничего не видела в лобовое стекло, отчего выскочила на встречку. Другая, поняв это, резко дернула за руль, а потом обе ударили своими маленькими ножками по тормозам. Рулон сидел сзади и был, конечно же, не пристегнут, в результате мальчика вышвырнуло из машины на дорогу, да так, что потом врачи долго мазали его израненное тело йодом и говорили родителям, что их сын родился в рубашке.

Иногда, просыпаясь ночью в поту, он ощущал по всему телу сильное жжение. В другой раз Рулон въехал на велосипеде сестры в припаркованный джип и получил сотрясение мозга. Спустя несколько лет родителям едва не пришлось собирать сына по кусочкам, когда он случайно упал в упаковочный пресс. А нелепую историю с выпущенной в живот стрелой Рулон считал самой показательной.

Ну и как теперь он, человек-катастрофа, не сумевший справиться на ковре даже с родным братом, собирается побеждать неуязвимого чемпиона из России? С этими неспокойными мыслями американец вышел на полуфинальную схватку, в которой Карелин трижды клал его на лопатки, а Рулон думал лишь о том, как бы после залихватских приемов соперника не упасть вниз головой и не травмировать шею.

Осознав, какая между ними пропасть – даже не в мастерстве, а в психологии, Рулон вновь ощутил давно забытые эмоции. То соперничество с братом, из прошлого, вернулось. Он снова почувствовал этот жгучий зуд, желание во что бы то ни стало победить одного конкретного борца. Он справился с американскими задирами, научился быть зверем на ковре. И в следующий раз, когда они сойдутся с Карелиным в схватке, он будет куда решительнее. На желании сохранить шею целой в битве с легендой далеко не уедешь.

И тогда он подумал – а почему, собственно, не попробовать? Да, с Рейнольдом не вышло, так, может, получится с Карелиным? Вселенная все видит, и если где-то убудет, то обязательно должно прибыть в другом месте.

Рулон, улыбнувшись этим немного детским, наивным мыслям, очень быстро забыл о поражении, и поспешил в столовую, чтобы заказать себе добрую порцию пиццы. Он еще не знал, что этот росточек, который он забросил в горшок своего сознания, разрастется в невероятную сенсацию, известную как Чудо на ковре.

…

Рулон с алчным блеском в глазах следил за тем, как Вирджиния, его дражайшая маменька, кладет на стол поднос с жирной индейкой, фаршированной яблоками. Едва дождавшись, когда седая женщина в фартуке уберет от подноса свои морщинистые руки, он схватил индюшачью ногу и легко отцепил ее от туловища. Затем быстро положил себе всех салатов, до которых мог дотянуться, присвоил заливное, вытряхнув на тарелку всю миску целиком, нахватал жареных колбас самых разных сортов и размеров, несколько вареных яиц и пару ломтей черного и белого хлеба. Будь у него возможность, Рулон прогнал бы всех, кто был за столом, и единолично слопал все, что напекла, нажарила и наварила его мама.

Рулон Гарднер с мамой Вирджинией в 2012 году

– Итак, сын, какие у тебя планы на будущее? – раздался суровый голос главы семейства Рида Гарднера. И Рулон, подумав, что обращаются к кому-то еще, продолжил усердно избавлять тарелку от содержимого. Лишь когда воцарилась противоестественная тишина, он застыл, поднеся ко рту ложку с мясным салатом. Сообразив, что вопрос адресован ему, Рулон тщательно пережевал салат, и лишь затем, прокашлявшись, заговорил:

– Ну, мне кажется, все очевидно – я готовлюсь к Олимпиаде в Сиднее, своему первому турниру столь грандиозного размаха.

Рейнольд, сидевший напротив, отчего-то рассмеялся, но быстро затих, когда понял, что отец недоволен ответом.

– Это понятно, сын, – прогремел голос Рида Гарднера. – Олимпиада, да. Я знаю. Но что потом? Тебе уже почти тридцатник. И если раньше, когда ты с Рейнольдом баловался борьбой, я еще закрывал глаза на ваши пустые занятия, то сейчас говорю прямо – как только закончится Олимпиада, ты выберешь нормальную профессию, как твои братья и сестры. Погляди на них. Вот они – правильные Гарднеры. Врачи, бизнесмены, домохозяйки, фермеры. А ты? Да у тебя даже жена – учитель, очень славная, между прочим, профессия. Так взял бы хоть с нее пример!

Рулон машинально подцепил с тарелки самый крупный кусок колбасы и запихнул его в рот. Когда он сильно нервничал, то старался накидывать в глотку побольше еды. Гарднеры знали это и терпеливо ждали, когда сын прожует и соизволит ответить.

– Так послушайте же меня! – затараторил наконец задетый за живое Рулон. – Я выбрал греко-римскую борьбу, пробился в олимпийскую сборную, получаю какую-никакую, но стипендию!

– Ха, какие-то жалкие 9000 долларов ежегодно, – фыркнул Рид, но Вирджиния шикнула на него и кивнула Рулону, чтобы он продолжил.

– И на Олимпиаде я не буду статистом! – вскрикнул борец, раскрасневшись и активно жестикулируя – так, что пару раз со стола падали задетые им тарелки. – Я еду туда, чтобы побороть всех, включая этого русского Ивана Драго. Я буду Рокки Бальбоа!

– Ой, прекрати, сын, – проворчал Рид Гарднер. – Даже слушать тошно. Ты со своим братцем справиться-то не мог, а тут – русский, который ни разу не проиграл за всю карьеру!

– Это ложь, – ожесточенно возразил Рулон. – У него есть поражение, я смотрел статистику. О его непобедимости ходят мифы, но поймите – нет непобедимых борцов! Мы с тренером до мелочей изучили технику Карелина и выработали стратегию. А что до Рейнольда, так мы с ним в другом виде спорта соревновались!

– А хочешь, я за тебя на Олимпиаду поеду и надеру зад этому Карелину? – хохотнул Рейнольд, и Рулон так посмотрел на старшего брата, что едва не испепелил его взглядом.

– Слушайте, мне надоело, что вы все не воспринимаете меня всерьез! – распалялся Рулон, и пока он говорил, все притихли, не сводя с него глаз. – Я – борец, борец до мозга костей. И речь сейчас не только о спорте. Мне пришлось пройти через сотню испытаний похлеще какой-то там Олимпиады. В школе меня дразнили, называли тупым Дамбо, жиртрестом, но я все это выдержал, вытерпел, не сорвался с катушек, не отправил кого-нибудь в морг! Еще я много раз бывал на волоске от гибели, потерял дочь, любимую женщину, любой другой и крупицы не пережил бы из того, через что прошел я. Так что борьба – мое призвание, во всех смыслах. И на ковре я чувствую себя живым, чувствую себя человеком, который, несмотря на все превратности судьбы, продолжает бороться, идти до конца. Жизнь меня била, и била много раз, я падал, рвал колени в кровь, но поднимался, и шел дальше, шел к цели. Моя мечта сейчас – олимпийское золото, и я готов умереть в Сиднее, но получить этот желтый кусок металла. Схватка с Карелиным, а я уверен, что она состоится, станет для вас всех доказательством, что я из тех, кого ничто не может сломить, даже такой Терминатор, как этот Карелин, разрази его гром!

– Сынок, ты – прирожденный оратор, – восхищенно всплеснула руками Вирджиния. – И ты получаешь мое благословение.

– Ладно, Ру, мы еще вернемся к этому разговору, а пока и я, и все остальные желаем тебе удачи в Сиднее, – сказал Рид Гарднер, вставая и поднимая бокал. Завороженный Рулон наблюдал, как все поднимаются и пьют за него. Он почувствовал, что его слова проникли в сердца близких, и еще больше поверил в себя. Это будет совсем другой Рулон Гарднер, не тот тюфяк, который проиграл Карелину 0:5 на чемпионате мира!

…

Человек-гигант сидел на скамейке, которая каким-то чудом не разваливалась под его весом, и смотрел в пол, тяжело дыша.

Он много лет выходил на ковер и побеждал, выполнял установку, которую поставил сам себе, поклявшись никогда не проигрывать. Ради достижения этой цели он изнурял организм, выходил бороться больным, иногда – полумертвым, и каждый раз судья поднимал именно его руку, даже если Карелин ее не чувствовал из-за порванной грудной мышцы.

Суперчемпион провел 887 схваток и проиграл лишь однажды, когда только начинал свой путь. Но путь этот оказался столь долгим, что теперь он чувствовал себя совершенно опустошенным, неживым человеком.

Сан Саныч посмотрел на свои ладони, те самые ладони, которые он намертво сцеплял за спинами неестественно больших людей, и в его объятьях они медленно задыхались, как в кольцах питона. Теперь ему нужно сделать еще один шажочек, чтобы стать не просто легендарным – единственным в своем роде. Стать богом борьбы. Четырехкратным.

Но этот шажочек предварял длиннющий путь, который потихоньку, по крупице, забирал у него силы, эмоции, волю. Вот почему ему будет непросто сделать то, что от него ждет не только Россия, но и весь мир, даже Америка, которая совсем не верит в пузатого Рулона Гарднера, разносчика пиццы из города Афтон штата Вайоминг. 

– Ты готов? – спросил у Карелина Кузнецов, нагнувшись к своему ученику и приобняв за плечо.

И впервые чемпион проигнорировал вопрос тренера, он просто не обратил на него внимания, не расслышал, а все из-за того, что был рассеянным, как будто не понимал, где находится, и что происходит.

Тот Карелин, который после поражения от Ростороцкого наполнил сознание криком: «Не смей больше проигрывать!», уменьшился до размера горошины, его крик давным-давно прошелся эхом по всем закоулкам мозга, и на смену ему пришла тишина.

Ни одна мысль не могла разжечь эмоции в Карелине, он превратился в робота, который механически выполняет установку тренера. Но Карелин почему-то был уверен, что и его бледной тени хватит, чтобы побороть Рулона Гарднера, который три года назад был размазан им по ковру, того самого человека, против которого он трижды успешно применил свой любимый прием – обратный пояс. Правда, Рулон боролся тогда с ним со сломанной рукой, вот только Карелин об этом не знал.

И когда фаворит вышел в центр ковра, то увидел американца, который шел ва-банк. Рулон Гарднер излучал столь мощную энергетику, столь явное желание победить, что Сан Саныч невольно зажмурился, как будто увидел солнце. Он разглядел в противнике самого себя, каким он был после схватки с Ростороцким. Борца, для которого поражение немыслимо.

Зал притих на девять минут, которые изменили мир. Кульминацией стал крестообразный захват, в котором ладони Карелина предательски разомкнулись – как-то неуклюже, неправдоподобно, необъяснимо. Не было уже той железобетонной цепкости в руках чемпиона, да и американец оказался не статистом, а живым человеком, способным сопротивляться, и, главное, терпеть. После той ошибки Карелин активизировался, пусть это и была инерция, лишенная былой спортивной злости, но даже в таком состоянии чемпион мог сокрушить кого угодно.

Но только не Рулона Гарднера, стоявшего за решающее очко насмерть, понимавшего, что если он победит, жизнь его расколется на две части, «до» и «после». Карелин был не в силах сопротивляться жажде американца совершить чудо, вытащить себя из вонючих фермерских сапог и наконец-то сесть за руль Maserati.

Александр Карелин: «Сын спросил: «Пап, а почему медаль белая? У нас же только желтые дома»

И в тот день не только Карелин проиграл, но и Гарднер – выиграл. Потому что на пустом месте олимпийским чемпионом не станешь. И все те события, которые произошли в жизни Рулона до триумфа, были кирпичиками, из которых он и построил свою выдающуюся победу.

…

Америка любит создавать героев. Особенно ей нравятся раздолбаи, которые добиваются чего-то выдающегося не благодаря, а вопреки. Рулон Гарднер был толстым, закомплексованным, нефартовым фермером-недоучкой, и он бы таким и остался, если бы не Сидней. Вот тогда-то Америка и обратила внимание на «баловня судьбы». Она обласкала его и сделала национальным брендом.

Портрет Гарднера появился на передовицах газет и журналов, а еще – на пакетах детского питания, футболках и кепках, плакатах и растяжках. Президент США Джордж Буш дважды пригласил афтонца к себе, чтобы похлопать автора миракла по плечу и предложить крепкого бурбона. Ведущие ток-шоу Джей Лено, Опра Уинфри и Дэвид Леттерман дрались друг с другом за возможность усадить Рулона в телекресло. Гольфист-мультимиллионер Тайгер Вудс и героиня «Твин Пикс» Лара Флинн Бойл просили у борца автографы, звезда кантри-музыки Гарт Брукс исполнял песни по его первому требованию. Чиновники от спорта вручили чемпиону Sullivan Award как лучшему спортсмену года, в честь героя проводили парады и фуршеты.

Градоначальники, зазывая борца к себе, совали в пухлую ладонь гигантские ключи от города, бизнесмены вываливали ему в карманы содержимое своих кошельков. Чемпиону легко и непринужденно выписывали чеки на кругленькие суммы. Просто за то, что он есть, а значит, Америка жива и по-прежнему способна удивлять мир. Естественно, нашелся и «литературный негр», который написал за Рулона автобиографию «Никогда не останавливайся».

Рулон появлялся на вечеринках престарелых магнатов, и на фоне люксовых брендов вещал о своих успехах, о том, как сказка становится былью. За пару минут работы неповоротливым языком ему платили до 15000 долларов, то есть, сразу две годовые стипендии борца-олимпийца. Фермер обнаружил в себе зачатки ораторского мастерства.

Америка любила своего героя и одновременно подавляла его волю. Гарднер не мог, как Карелин, концентрироваться на турнирах, сборах, упражнениях, когда результат уже достигнут. Его мозг не работал на повтор, как у Карелина – одна золотая олимпийская медаль хорошо, но две лучше. К тому же, он был расположен к соблазнам, славе, роскоши, саморазрушению.

И все-таки Гарднер нашел в себе силы сразу после Олимпиады выиграть и чемпионат мира, получить ту медаль, которой в его коллекции еще не было. Но его пиковая сиднейская форма пошла на убыль, как уменьшалось количество часов, которые он посвящал тренировкам в зале.

Праздная жизнь, в которую погрузился Рулон, могла обойтись ему слишком дорого. Сначала он расстался с женой Стэйси – педагог отказалась жить с человеком, который изменился до неузнаваемости. А затем чуть не расстался и с жизнью.

…

Зимой в национальном лесу Бриджер-Титон, что на западе штата Вайоминг, частенько можно услышать надрывный звук «врум-врум-врум». Это значит, что по местному бездорожью рассекает очередная партия маньяков на снегоходах. Соревнуясь друг с другом в умении дерзко обращаться с педалью «газа», они появляются то тут, то там, и обычно все заканчивается тихо-спокойно. Вот только 14 февраля 2002-го рядовая поездка вышла из-под контроля.

День Святого Валентина чемпион начал с баночки пива. Угощал борца давний приятель Дэн Шваб, человек-навигатор, который в свободное время гонял на снегоходе по горам и долам, зазывая с собой шумную компанию.

– Рулон, ты много сегодня не пей, я чисто символически предложил, – усмехнулся Дэн, укоризненно поглядывая на огромный живот приятеля.

– Ты же знаешь, я редко пью, соблюдаю режим, – фыркнул Рулон, отбрасывая банку. – Вообще не понимаю, как ты эту мочу можешь пить!

Дэн подошел к банке, крякнув, нагнулся, и выбросил ее в мусорную корзину. Потом, повернувшись к приятелю, поделился планами:

– Думаю, сегодня мы можем захватить с собой малыша Трента Симкинса и махнуть на озеро Коттонвуд, там открываются потрясающие виды на горы Вагнера. Можно и Таушу, сестренку Трента, пригласить, посадишь ее за собой – всегда приятно, когда такое шикарное тело прижимается к тебе сзади сам знаешь чем.

– Нет, пусть лучше дома греется – мы планировали устроить романтический ужин на двоих и все такое, – хмыкнул Рулон и громко рыгнул.

– Завидую тебе, парень – встречаться с Мисс Родео Вайоминг – штука почетная, – поднял большой палец вверх Дэн, и в этот момент к ним присоединился Трент.

– Сделаю вид, что ничего не слышал, – притворно поморщился он, пожимая руки приятелям.

Дэн полез в кладовку, взял вещи первой необходимости, чтобы поездка вышла безопасной, а потом все трое отправились на улицу. Рулон был в лыжной шапочке, варежках, футболке, толстовке и пуловере одновременно, теплых штанах и сапогах. Он оседлал свой 300-килограммовый Polaris и обратился к спутникам:

– Ну что, девочки, давайте прокатимся с ветерком?

Рулон мчался на снегоходе вслед за Дэном и Трентом, лениво поглядывая на проносящиеся мимо сосны, ели и пихты. Воздух сначала был ласковым, но постепенно остывал, становился колючим и недружелюбным.

Дэн вскоре развернулся и поехал домой к своей дочери Челси, которая участвовала в баскетбольном матче. А затем Рулон остался и вовсе один, когда они с Трентом решили разделиться. Борец отправился в одиночку покорять горы Вагнера, и, добравшись до пика, написал Дэну: «Чувак, я на вершине мира!»

А потом покатил обратно и по пути увидел, как ему показалось, следы от снегохода Трента, которые вели в узкий овраг. Рулон поехал по следам и сам скатился на дно оврага, место, где брала начало река Солт. Это было узкое пространство, где огромный снегоход стал неповоротливым. Развернуться на нем и вернуться в горы было невозможно, машина просто не смогла бы заехать на крутой склон, по которому только что съехала.

– Ну дела, – только и смог пробормотать Рулон, когда Polaris частично ушел под лед, а сам он свалился в образовавшуюся прорубь и промок. Дело уже близилось к вечеру, и становилось все холоднее.

Рулон нашел гнилое дерево, вырвал его и использовал как рычаг, чтобы вытащить снегоход. От страха и напряжения чемпион вспотел, понимая, что оказался в слишком сложной ситуации, но он надеялся, что если будет продвигаться вперед, то обязательно куда-нибудь выйдет. Вот только когда машина провалилась в третий раз, Рулон уже не смог ее вытащить и, сплюнув, заковылял к деревьям, где соорудил укрытие – он понимал, что придется провести ночь в месте, где свирепствует холод, а температура воздуха к тому времени опустилась до минус 25 градусов.

Прислонившись к дереву под неудобным углом, чтобы не засыпать, он с трудом снял сапог с левой ноги, чтобы избавиться от промокшего носка, но проделать ту же манипуляцию с правой не смог – руки одеревенели. Он старался быть активным – вставал, потом снова садился, дул на ладони, растирал их друг о друга. У него начался озноб, но он понимал – сработал защитный механизм организма, и это нужно тоже перетерпеть.

Достав сотовый, Рулон вновь убедился, что в овраге нет сигнала, после чего громко выругался. Через несколько часов у него появились галлюцинации. Сначала он увидел Иисуса, затем 14-летнего брата Рональда, умершего от редкой болезни крови. Когда врачи решили ампутировать парню ногу из-за гангрены, несчастный сказал отцу: «Ничего, пап, я смогу бороться и с одной ногой».

Воспоминания о семье поддерживали Рулона. А еще он не хотел стать посмешищем. Человек, победивший Карелина, застрял в овраге и отбросил копыта – это же будет позор на века!

– Привет… – услышал он голос и с трудом поднял голову. Перед ним стояла бледная девочка, очень красивая, с печальными глазами и мягкой улыбкой. Она поманила его пальцами, но Рулон был слишком слаб, чтобы подняться и последовать за ней. Он знал, кто она, и видел ее не раз, но всегда чувствовал себя беспомощным, когда она приходила.

– Что, пора? – спросил он, собираясь с силами, чтобы подняться. Девочка мотнула головой и, послав ему воздушный поцелуй, растворилась в воздухе.

«Врум-врум-врум!» – тут же раздалось в двух сотнях метров от него. Рулон уже с трудом понимал, где реальность, а где – фантазии, но попробовал прокричать в ответ. Вместо этого из его легких раздался только жалкий хрип. Поисковый отряд проехал мимо.

Когда стало рассветать, Рулон сквозь беспокойный сон расслышал рев самолета. Пилот Марк Хайнер, пролетая над ним, сбросил теплую одежду, которую чемпион искал почти полчаса, ползая на четвереньках, но так и не нашел. В конце концов, к нему прилетел вертолет, один из трех, что отправились на поиски пропавшего. Несколько крепких мужиков буквально заносили Рулона на борт. Температура тела борца упала до 26 градусов – обычные люди в такой ситуации впадали в кому, но «баловень судьбы» находился в замутненном сознании.

Врачи госпиталя, увидев его ноги, ужаснулись – сапоги пришлось снимать при помощи пилы, а под ними были обмороженные сине-черные ступни.

Рулон отказывался принимать обезболивающие.

– Я заслужил эту боль, хочу испытать ее сполна – за свою дурость, – объявил он врачам заплетающимся языком и потерял сознание.

Ему сделали 4 операции. С пальцев на ногах сняли мертвую кожу и пересадили новую с бедра. 7 пальцев зафиксировали в выпрямленном положении, чтобы легче заживали кровеносные сосуды. Но 28 марта пришлось ампутировать средний палец на правой ноге – до сих пор Рулон хранит его в банке с формальдегидом. Остальные пальцы стали бесцветными и частично потеряли чувствительность.

Из-за проблем со здоровьем борец пропустил чемпионат мира, который прошел в России. Рулон так переживал, что вдрызг разругался с Таушей – и они расстались. Три месяца шла реабилитация, пока борец, наконец, не встал на ноги.

Потеря пальца могла стать точкой в его спортивной карьере – работа ногами, мобильность, имеют большое значение в греко-римской борьбе, но чемпион начал подготовку к Олимпиаде в Афинах, чтобы защищать там титул.

Но перед Играми вновь чуть не умер.

…

Рулон зашел в гараж, чтобы снять чехол с любимого Harley Davidson. Он купил его на первые деньги, полученные за олимпийское золото. Парень в косухе, продававший байк, лил горькие слезы, не желая расставаться с лучшим другом, но Рулон был убедителен. Узнав, кому достается стальной конь, байкер успокоился, и, выпив литр пива с земляком-афтонцем, оформил сделку.

– Ты только не садись за руль, если будешь бухой, – нахмурился бывший хозяин мотоцикла перед уходом. – Я пару раз чуть к праотцам не отправился, когда был окосевшим с пиваса. А ты, наслышан, любишь искать приключения. Или это они тебя ищут?

– Давай уже, проваливай, – огрызнулся Рулон. – Без тебя как-нибудь разберусь, как жить.

Чемпион любил разъезжать на своем байке и даже получил репутацию примерного водилы, но в этом деле далеко не все зависит от одного участника дорожного движения. Еще свежи были воспоминания об овражьем капкане, как едва не случилась новая катастрофа.

Рулон ехал в тот раз на тренировку, наслаждаясь погожим деньком в Колорадо и ровным, мощным урчанием мотора, как вдруг прямо перед ним возник автомобиль.

– Б…ский му…к, – успел крикнуть Рулон горе-водителю, после чего вылетел из седла. У него было несколько секунд сгруппироваться и упасть так, чтобы получить как можно меньше травм. «Головой не влетел в асфальт, и то хорошо», – посчитал Рулон после ДТП, но ему пришлось полежать некоторое время на больничном – он травмировал бок и пятку. Чемпион переживал больше из-за другого – нужно было интенсивно готовиться к Олимпиаде в Афинах, и любой простой в тренировках мог пагубно сказаться на его форме.

Пытаясь наверстать упущенное, он использовал любую возможность для тренировок, и поэтому когда друзья позвали его сыграть в баскетбол, Рулон с радостью согласился.

– Эй, братан, лови мяч, – услышал он от партнера по команде, стоя возле корзины, но, получив снаряд, поскользнулся и упал на руку. Рулон взвыл от боли, услышав, как захрустели пальцы. Заодно он вывихнул себе кисть. Но борец на адреналине вправил вывих и продолжил игру, о чем потом сильно пожалел.

– Ничего не поделаешь, придется вставлять штифты, – пожал руками доктор, осматривая кисть, пока Рулон в который раз проклинал судьбу.

– Постойте, какие штифты, так разве не заживет? – встряхнулся борец, сосредоточившись на мысли, что совсем скоро ему предстоит выйти на олимпийский ковер.

– Приятель, ты можешь забить на мои рекомендации, но тогда вообще без руки останешься, будешь инвалидом с неработоспособными пальцами. Так что или штифты, или скажи спорту гудбай.

Рулон, конечно, пошел на операцию. В результате на Олимпиаду приехал 33-летний красавчик без пальца на ноге, с перевязанной кистью и поломанным графиком подготовки.

– Ты все равно хорош, Рулончик, – говорил ему тренер Стивен Фрейзер, первый в истории США олимпийский чемпион по греко-римской борьбе. – И мы оба знаем, на что ты способен. Я не хочу напоминать про Карелина, но посмотри на трибуну, видишь, он там сидит и злобно смотрит на тебя? Ты причина того, что он там, Рулон. Уверен, одолей он тебя четыре года назад, был бы он здесь, на ковре, и сражался бы за пятое олимпийское золото. Это так и работает, Рулон. Ты не можешь остановиться, пока выигрываешь. Нужно, чтобы кто-то остановил тебя. И ты заставил Карелина оставить борцовки на ковре.

Чемпион, кивнув тренеру, отправился в путь за высшей наградой, но казахстанец Георгий Цурцумия остановил его. Тот самый, которого Рулон дважды поборол еще год назад.

– Ты знаешь свои козыри, но я еще раз напоминаю, – говорил Фрейзер чемпиону за несколько минут до его выхода на ковер. – Ты должен взять его выносливостью. Изматывай его, выбивай из сил, не давай ни секунды передышки. Горный воздух, Рулон, помни о своем преимуществе. Ну, с богом!

И Рулон вышел на ковер, имея в голове четкий план, который начал реализовывать. Вскоре Цурцумия начал задыхаться, искать паузы, избегать серьезных инцидентов, бескомпромиссных ходов, которые должен делать человек, желающий победить. И когда казалось, что фаворит дожмет претендента в танце под названием «крестообразный захват», который в Сиднее принес американцу сенсационную победу, на этот раз он вдруг проиграл.

Казахстанец нечеловеческим усилием, сжав Рулона стальным обручем своих накачанных рук, повел его в правую сторону, пытаясь завалить. Первую его попытку Рулон встретил отчаянным криком и желанием во что бы то ни стало устоять на ногах, но казахстанец нашел в себе силы еще раз потянуть соперника вниз, и в этот раз Рулон, не чувствуя уже ног, теряя баланс, что с ним часто случалось после потери пальца и чувствительности нижней части ног, рухнул на ковер, а затем, взглянув на судью, увидел, как тот поднимает три пальца вверх. Это значило, что золота ему теперь не видать.

Карелин опустил голову – он очень хотел увидеть, как Рулон падает на ковер от рук его соотечественника Хасана Бароева в финале.

– Парень, ты все еще можешь исправить, – попытался успокоить Рулона его наставник. – Ты способен подарить Америке бронзу. Не будь эгоистом, не думай только о себе. Подумай, что от тебя ждет успеха огромная страна. Не разочаруй ее.

И разве мог человек, поборовший Александра Карелина, дрогнуть перед иранцем Баржи Саядом, андердогом, который был счастлив уже тому обстоятельству, что претендует на что-то? Рулон не мог себе такого позволить, даже при всех своих болячках и разочарованиях.

Он вышел заведенный, целеустремленный, непоколебимый. Иранец с первых секунд стал проседать в физике, и хоть и пытался порадовать своих болельщиков чем-то созидательным, слишком велика была разница в мастерстве.

– Прости, дружище, – прошептал Рулон, и в очередной раз своими крепкими ручищами пригвоздил иранца к ковру, набирая новое очко, уходя в отрыв.

После схватки Рулон присел на ковер и принялся расшнуровывать борцовки, чтобы оставить их здесь же, символически показать, что спорт для него закончился. Он не выдержал и зарыдал, это были мужские слезы, слезы, которые оправдали его в глазах Америки, жители которой заплакали вместе со своим чудо-фермером, сожалея, что тот не смог доказать всем и, прежде всего, самому себе, что победа над Карелиным была не случайной.

Хотя разве можно случайно победить человека, который генетически не способен проигрывать? У Карелина вшито в ДНК умение побеждать, и лишь невероятный, потрясающе одаренный и способный соперник мог остановить его в шаге от четвертого олимпийского золота. Рулон был таким человеком, а теперь, изможденный, истерзанный травмами, разводами, неудачами, он все-таки выиграл бронзу Олимпиады в Афинах.

Он вновь вышел победителем, а не проигравшим.

В то же время, решение оставить спорт было импульсивным и опрометчивым – Рулон вскоре понял это.

Спорт помогал ему отвлекаться от страшного горя, отголоски которого он ощущал каждый день – смерти дочери. Но теперь, когда интенсивные тренировки и схватки на ковре остались в прошлом, он вновь замкнулся на своем несчастье.

Все последующие события показали, что Рулон живет, не зная цели, блуждая в потемках, ставя перед собой мнимые задачи. Его воля истончилась, он стал превращаться в бесформенный кусок жира, проматывающий свое сиднейское богатство. В его бессистемном существовании было много фатализма, вот только смерть по-прежнему отказывалась забирать в свое логово человека, который бежал к ней с распростертыми объятиями.

…

Одномоторный поршневый самолет Cirrus SR22 был частной собственностью Рэнди Брукса, пилота, который иногда выводил из ангара свою небольшую стальную пташку. В одну из суббот 2007 года он пригласил своего брата Лэсли Брукса и бывшего борца сборной США Рулона Гарднера отправиться в небольшое путешествие.

Рулон, который после окончания спортивной карьеры почти не оставался дома, предпочитая кочевать из штата в штат со своими мотивационными выступлениями, охотно согласился. Вскоре все трое встретились в Спаниш-Форке, городке штата Юта.

– Так, ребятки, идея такая – летим к водохранилищу Пауэлл, на реку Колорадо, – предложил Рэнди. – Путешествие будет легким и безопасным, это я вам гарантирую. Идет?

Рулон с трудом протиснулся на заднее сиденье, проклиная себя за то, что совсем перестал следить за весом. Его пузо стало таким большим, что, как сказал ему как-то Рейнольд, очень скоро младший братец сможет подпоясаться Экватором.

Поначалу полет не предвещал беды – друзья увлеклись беседой. Рулон вновь вспоминал, как стал олимпийским чемпионом. И хотя он рассказывал об этом тысячу раз, желание делиться впечатлениями от славной победы никуда не пропадало.

– Рулон, ты пример для многих, – серьезно заговорил Лэсли, повернувшись к нему лицом. – Я не шучу. Ты можешь думать, что я говорю это ради красного словца, но, поверь, это не так. Я знаю многих людей, которые говорят мне – ты, Лэсли, счастливчик. Я спрашиваю, почему, и они отвечают – потому что ты лично знаком с легендой. Рулон, ты для Америки – ле-ген-да. Человек, который подарил надежду многим отчаявшимся. Твой пример вдохновляет, люди, которые думают, что никогда в жизни не достигнут ъзаветной цели, узнают твою историю, смотрят ту схватку за олимпийское золото с несгибаемым русским, и в их сердцах вспыхивает надежда.

– Лэсли, еще немного, и я заключу с тобой контракт, будешь моим спичрайтером, – рассмеялся Рулон, а сам покраснел от удовольствия.

– Ребята, давайте я сейчас спущу свою пташку поближе к воде, полюбуемся красотами, как вам идея? – предложил Рэнди, и все согласились. Синяя гладь реки Колорадо завораживала. Рулон прислонил голову к стеклу и смотрел на воду, на мелкую рябь, которая порождала красивый узор на реке, подобно татуировкам на коже человека.

– Твою ж мать! – внезапно заорал Рэнди. – Ребята, простите!

Самолет на скорости 250 км/ч неожиданно спустился слишком низко к реке и вскоре зацепил воду одним из шасси. Затем он «покатился» по воде как по взлетно-посадочной полосе.

Посадка получилась мягкой, разве что самолет тормозил резче обычного. Это была даже не авария, потому что не прогремел взрыв. А дальше события стали разворачиваться стремительно. Рулон, осознав, что нужно срочно покидать самолет, выбрался из него с правой стороны, и увидел братьев Брукс, которые находились по левую от фюзеляжа сторону.

– Ребята, это конец! – закричал Рулон, и вдруг осознал, что его голос звучит слишком торжественно. – Я вешу 135 кг и не умею плавать. До берега как до Европы, так что желаю вам удачи. Не поминайте лихом!

Он почувствовал, как под водой кто-то тронул его за ногу. Тут же из реки высунулась голова. Это была девушка-русалка, та самая красавица, которую он видел каждый год в разных обличьях.

– Ну теперь-то пора? – широко улыбнулся Рулон Гарднер, и русалка, взмахнув чешуйчатым хвостом, подняла фонтан ледяных брызг, которые отрезвили борца.

– Эй, Рулон, хватит городить чушь, ты сможешь выбраться, мы все выберемся, – крикнул Рэнди, хотя в голосе его было не так много уверенности.

– Ты только оставь пальто, оно слишком тяжелое, ты с ним точно не доплывешь, – подал голос Лэсли.

– Вы с ума сошли, ребята? – запротестовал Рулон. – Тут же ледяная вода, подумайте сами, что будет, когда мы доберемся до берега. Мы же околеем! Нам придется искать укрытие, это же безлюдная местность, никто нам не поможет. Одежда пригодится!

– Так, меньше разговоров, – нахмурился Рэнди – самолет к тому времени уже почти полностью скрылся под водой. – Оставляй пальто здесь, или скоро пойдешь ко дну, как моя пташка.

Не желая стать утопленником, Рулон вздохнул и разжал пальцы – пальто скрылось под водой.

Затем он выслушал краткую инструкцию от Лесли, ознакомившись с техникой плавания на спине. Спортивное прошлое помогло ему, с любыми физическими упражнениями Рулон по-прежнему справлялся на ура. Вот и теперь он всего за полтора часа доплыл до берега, и лишь когда вышел из воды, упал на колени, осознав, как сильно он устал. Но тут же обрадовался, потому что увидел недалеко от себя братьев Брукс, которые приплыли раньше.

Все они тряслись от холода – температура воды составляла всего семь градусов.

– Знаете, я где-то слышал, что если плыть в холодной воде полчаса, начинается переохлаждение, которое может стать смертельным, – заговорил Лэсли.

– Заткнись, давай не будем о плохом, – проворчал Рулон, на котором были только легкая футболка и джинсы – кроссовки он потерял в реке. – Сам знаешь, я все это прекрасно знаю и без тебя. А еще я знаю, что нам нужно соорудить какое-то убежище, чтобы переночевать. Иначе ночью мы точно станем мертвецами.

– Но здесь должны быть рыбацкие лодки, может, прямо сейчас они будут здесь! – воскликнул Лэсли.

– Они уже все уплыли домой, – тихонько пробормотал Рэнди, который, осознавая свою вину, чувствовал себя очень паршиво. – Ребята, простите меня, если сможете. Я допустил ошибку. Слишком низко опустился, загляделся на этот чертов хаусбот. Какое-то помутнение нашло.

– Ты уже заплатил за крушение – самолет-то поди стоит целое состояние, – отмахнулся Рулон. – Хотя страховка наверняка покроет часть стоимости...

– Эта пташка была мне милее жены, – совсем безжизненным голосом пробормотал Рэнди. – Да, я заплатил свою цену. Но на мне могут быть еще две жизни…

– Или ты сейчас же заткнешься, или это сделаю я, – взревел Рулон. – Я ненавижу таких паникеров, как ты, Рэнди. И если не хочешь узнать, каково это, получать пи…лей от 135-килограммового олимпийского чемпиона, то немедленно сменишь пластинку. Окей?

– Окей, – испуганно произнес Рэнди, впервые увидев своего приятеля в таком взвинченном состоянии.

После этого они соорудили небольшое укрытие от ветра из камней и, тесно сгрудившись, согревая друг друга спинами, провели ночь в молитвах.

Утром, недалеко от них, Билл Браун и Демьен Лой плыли на рыбацкой лодке с мотором. Они и сами не могли объяснить, зачем отправились на рыбалку в эти места, хотя прекрасно знали – в это время года на водохранилище окуня не поймать.

– Слушай, Демьен, хватит ворчать – может, мы и не поймаем ничего, зато неплохо проведем время вдали от назойливых жен, – говорил приятелю Билл. – Понимаешь, что-то с утра как будто шептало мне на ухо – давай, отправляйся на рыбалку, тебя точно ждет улов.

Пока оба разговаривали, снизу борт лодки поддерживала русалка, которая направляла ее, куда нужно, а рыбаки думали, что их просто сносит к берегу течением.

Неожиданно один из поплавков дернулся – это был полосатый окунь, и рыбаки увлеклись ловлей, не заметив, как на берегу появился мужчина, который размахивал руками и кричал.

– Эй, Демьен, у меня глюки, или там, на берегу, стоит странный мужчина в одной футболке? Мы с тобой в шапках, рукавицах, комбинезонах, шерстяных носках, а этот незнакомец как будто на пляж пришел. Что за дела? Ладно, давай посмотрим, что он хочет.

Мужчина жестами направлял лодку к месту, где заночевали его друзья. И когда Билл увидел Рулона, то сразу узнал олимпийского чемпиона. А тот, не в силах куда-то идти, полз к берегу на четвереньках.

Пять человек с трудом разместились на двухместной рыбацкой моторной лодке и приплыли в ближайшее место, откуда можно было вызвать спасателей. Своих гостей рыбаки подкармливали крекерами, тунцом, пирожными и мюсли. Рулон на нервах запихивал в свою бездонную глотку больше всех.

Вскоре приехали рейнджеры, и это смертельно опасное приключение подошло к концу.

– Рулон, я верю в бога, – признался борцу Рэнди, когда они ехали в больницу. – Не хочу утверждать, что я – человек, которого бог хотел вытащить из этой передряги. Я не считаю себя особенным. Но хочу сказать, что все, что с нами произошло – выше моего понимания. Послушай, врач, который успел нас осмотреть, заявил, что мы должны были потерять сознание в реке уже через полчаса, мой брат правду говорил. А что в итоге? Ни у кого из нас нет серьезных травм, так, легкое недомогание…

Рулон ничего не ответил. Он только вспоминал, что когда плыл к берегу, под его спиной как будто находился дельфин, который направлял его, согревал, давал надежду.

При этом Рулон прекрасно знал, кто это был на самом деле...

…

– Он родился в семье девятым, самым младшим, – говорила женщина средних лет в микрофон. – Он рос в семье фермеров, в штате Вайоминг…

Рулон стоял возле стенда, накрытого черным покрывалом, и с трудом сдерживал слезы. Перед его глазами проносилась вся жизнь.

– В 2000 году, на Олимпиаде в Сиднее, он поборол легендарного русского атлета Александра Карелина…

Глядя на людей, собравшихся в Оклахоме на почетной церемонии, слыша их восхищенные перешептывания, Рулон улыбался.

– Еще он стал первым американским атлетом в истории греко-римской борьбы, который выиграл и олимпийское золото, и чемпионат мира. И вторым, сумевшим завоевать две олимпийские медали...

К чемпиону подошел человек, и Рулон подвинулся, позволив ему стянуть со стенда покрывало. Под тканью находился портрет борца, высеченный на мраморе, рядом с ним – табличка, на которой перечислялись все регалии Рулона.

Только что олимпийский чемпион 2000 года попал в национальный Зал славы борьбы. Туда, где уже много лет находился легендарный Джефф Блатник, первый олимпийский чемпион в супертяжелом весе из США, который в 1984 году, несмотря на последствия борьбы с раком, завоевал золотую награду.

Вскоре Рулон вместе со своей четвертой женой, Кэми, включил телевизор и увидел запись с церемонии. Рядом с собой он положил два сэндвича, три пачки чипсов, несколько шоколадок и молочный коктейль. Это была для него легкая закуска.

Глядя на экран, он нахмурился, когда увидел, что одна девушка, которая присутствовала на церемонии, смотрела на него с явным отвращением. У нее была такая гримаса, будто она увидела монстра.

И Рулон был с ней согласен. Совсем не так он выглядел в 2000-м, когда стал национальным героем. Теперь он сам себя не узнавал. Увалень с раздувшимися точно от укусов пчел щеками, толстой шеей, столь широкой, что можно было подумать, будто она и вовсе отсутствует, с сиськами, которым могла позавидовать и Памела Андерсон, и, конечно же, пузом, таким огромным и желеобразным, что на нем вполне можно было прыгать как на батуте.

Рулон осознал, что, пока он оценивал свою слоноподобную внешность, опустел большой пакет с чипсами, которые он запивал молочным коктейлем – чемпион находился в таком стрессе, что не обратил внимания на странное гастрономическое сочетание, и это грозило ему долгим ночным свиданием с сортиром.

– Дорогой, ты что-то побледнел, – встревоженно спросила Кэми, симпатичная стройная блондинка, ставшая женой Рулона два года назад, в 2008-м.

– Как ты меня терпишь? – всполошился Рулон, отшвыривая от себя подальше чипсы, но беря шоколадку и запихивая ее целиком в рот. – Я же такой толстый, а ты такая худышка, милашка, просто смотришь на тебя, и понимаешь, какая ты замечательная. Особенно на фоне жирного борова…

– Ну, милый, я ведь фитнес-инструктор и диетолог, мне положено быть такой, это моя фишка, – рассмеялась Кэми. – А ты должен быть крупным, солидным мужчиной.

Но увидев, как сильно расстроился муж, она взяла его большую руку в свои ладони и нежно сжала ее.

– Давай так – ты сядешь на диету, и я постараюсь помочь тебе справиться с лишним весом…

Рулон задумался. Он продолжал механически запихивать в себя новую шоколадку, потом привстал, подтянул к себе пакетик с чипсами, и принялся есть их тоже, несмотря на то, что уже слопал много сладкого. Покончив с чипсами, он налег и на сэндвичи.

– Нда, – вздохнула Кэми. – Будет нелегко…

– Но мы постараемся, – пробормотал Рулон. – Знаешь, я тебя очень люблю, но, видимо, недостаточно сильно. В противном случае, ради тебя уже давно стал бы нормальным мужиком.

– Слушай, а что если ты поставишь перед собой достойную цель? – встрепенулась Кэми. – Не хочешь выступить на Олимпиаде в Лондоне? У тебя есть много времени на подготовку. Есть такое шоу, The Biggest Loser. Можно подать заявку, и тогда обратного пути не будет.

Рулон обнял жену и поцеловал ее в губы.

…

– Ну что же, господин Гарднер, вставайте на весы, посмотрим, сколько вы весите! – сказал ведущий, после чего Рулон, под вспышки фотокамер, стал взвешиваться. Оказалось, что он весит 215 кг. В день, когда был повержен Карелин, борец весил 130. Когда он сообщил об этом, зал загудел. Ведущий попросил участников сказать пару слов, после чего вступительная часть шоу завершилась.

Затем Рулон отправился домой, где его поджидала Кэми, а также гости – его сестра-кардиолог Джерри и тренер Стивен Фрейзер.

– Опять ты начнешь крутить свою волынку, – вздохнул Рулон, обращаясь к сестре, и направился к холодильнику, откуда достал нарезку колбасы и, плюхнувшись на диван, принялся закидывать высококалорийные кругляши себе в рот, закусывая буханкой хлеба.

– Брат, ты меня вынуждаешь – ну как так можно не уважать себя, свой организм, – всплеснула руками Джерри. – Я видела твою кардиограмму, смотрела твое сердце. У тебя могут быть серьезные проблемы. У тебя уже есть гипертония, нельзя к этому относиться так спокойно. С таким режимом питания ты загнешься до старости. Опомнись! Ты подвергаешь свое сердце огромному давлению, плюс появляется большой риск диабета. У тебя красавица-жена, ты еще можешь создать с ней семью, не упускай своего шанса.

Рулон покачал головой и протянул руку к коробке с конфетами. Вскоре на столике перед ним возникла горка из фантиков.

– Есть и другая проблема, Рулон, – заговорил его тренер. – Тебе придется еще доказать, что ты достоин поездки на Олимпиаду. Ты будешь лишь претендентом. И мы не допустим тебя до национального отбора, если ты не сгонишь вес. Тебе придется сбросить минимум 80 кг, а это непросто, почти невозможно. Ты и сам знаешь, что такое сгонка веса перед соревнованиями, как это сложно. Так что соберись! Ты можешь войти в историю как самый возрастной олимпийский чемпион по греко-римской борьбе. В сорок лет еще никто не побеждал… Но, естественно, обо всем этом мы сможем разговаривать только после того, как ты возьмешь себя в руки и начнешь бороться с лишним весом.

– Засада! – проворчал Рулон, поднимаясь и снова направляясь к холодильнику, откуда он взял кусок торта и принялся жевать вкуснятину, рассеянно глядя то на одного гостя, то на другого. Они посмотрели друг на друга и поднялись, чтобы попрощаться. Когда Рулон остался наедине с женой, та прошипела:

– К чему была эта комедия? Зачем ты всем голову морочишь, Рулон? Сегодня для тебя должна была начаться новая жизнь, но вместо этого ты устроил какой-то цирк. Я очень тобой недовольна!

– Дорогая, ты не поняла, – расхохотался Рулон, облизывая покрытые шоколадной глазурью и пышным кремом пальцы. – Да, я должен поменять свою жизнь, но прежде хочу в последний раз вкусить все ее прелести. С завтрашнего дня обещаю, что позволю тебе повесить на холодильник цепь и стеречь всю домашнюю калорийку с ружьем. Если увидишь, как я подхожу к пицце, круассану или мороженому, разрешаю стрелять на поражение.

– Вот это мой мальчик, – расплылась в улыбке Кэми, после чего выключила свет, нырнула под одеяло и прижалась к огромному телу. Вскоре она услышала, как работают челюсти мужа, решившего прикончить новую порцию чипсов.

Но на следующий день его действительно как подменили. Под пристальным наблюдением опытных специалистов-диетологов он начал худеть, и вскоре стал весить примерно столько же, сколько весил в 2000-м. Тогда Рулон разорвал контракт с NBC и покинул проект The Biggest Loser, хотя мог заработать четверть миллиона долларов. «Я не хочу стать самым большим лузером страны», – объяснил он свой поступок, а также заявил, что из-за телешоу почти перестал общаться с женой, а семья для него – приоритет.

Затем Рулон отправился в тренировочный лагерь олимпийской команды, где стал много тренироваться. Он думал, что сбросил достаточно килограммов, чтобы попасть в Лондон, но когда его перестали контролировать организаторы шоу, Рулон сорвался и вновь прибавил в весе, даже несмотря на изнурительные тренировки.

Фрейзер объявил своему лучшему ученику, что отбора на Олимпиаду в Лондон не будет, так как для участия в соревнованиях он сбросил недостаточно веса. Рулон, поняв, что допустил огромную ошибку, покинув телешоу, несколько раз ударил по стене, а потом, упав на скамейку, обхватил голову руками и зарыдал.

Его тяга к самоуничтожению, к хаотичной, бессмысленной жизни, превысила желание отвлечься на что-то серьезное, на то, что он любил – только спорт помогал ему ощущать себя человеком, у которого есть цель. Лишившись Олимпиады, он вернулся к прежнему образу жизни, а вскоре ему пришлось распродать все свои дорогие вещи на аукционе – неумелое руководство финансами, постоянные вклады в рисковые проекты, нежелание найти хороших аналитиков, которые грамотно распорядились бы его имуществом, привели к серьезным неприятностям. Единственное, что держало его на плаву – это жена Кэми, умница и красавица, которая по-прежнему считала, что Рулон справится со своими демонами.

Но она не знала, что еще в 1990 году Рулон заложил в себе бомбу замедленного действия, и обезвредить ее могло только самое невероятное стечение обстоятельств. При этом взрыв мог раздаться в любую секунду.

…

Рулон Гарднер подошел к трибуне, постучал по микрофону, и положил перед собой лист бумаги с речью, которую он знал наизусть, но имел под рукой как страховку.

Он обвел глазами зал и увидел женщин и мужчин в дорогих платьях и смокингах. Респектабельные люди привели с собой детей, которые недоуменно глядели на него, не понимая, почему им нужно слушать толстого мужика, а не играть в игрушки.

– Знаете, когда-то я каждый день собирал навоз и доил коров, – начал Рулон, но потом осекся и посмотрел на своего менеджера. Он попытался подбодрить олимпийского чемпиона улыбкой. Рулон вновь повернул голову к аудитории и заметил маленькую девочку, совсем кроху, которую держала на руках мама. Рулон шумно сглотнул и потянулся к микрофону, чтобы поправить его.

– Это все полная херня! – вдруг вскрикнул он, глядя на малютку. – Это ложь, что я когда-то был полным неудачником, но, поборов русского медведя, стал мегакрутым… Я никогда этого не чувствовал, хотя и говорю об этом постоянно. И сейчас я скажу вам кое-что очень личное. Однажды я потерял дочь. Многие верят, что есть параллельная реальность, где события развиваются как-то иначе. И знаете что? Я бы даже секунду не раздумывал, прямо сейчас, бросив все, попал в ту реальность, где моя Стэйси жива и здорова. Никакое олимпийское золото мне к чертям собачьим не нужно, как и слава борца, который победил Карелина. Это для вас я человек, которому грех жаловаться.

Но я жалуюсь! Всю свою гребаную жизнь я жалуюсь на судьбу. Много раз смерть могла забрать меня, но почему-то не забирала, оставляя один на один с мыслью о том, что я оказался чертовски паршивым отцом. И при этом она охотно забрала мою Стэйси... И после этого вы всерьез считаете, что я могу называть себя счастливчиком? Да никогда, слышите, никогда я так не считал! На самом деле, я давно уже мертв. Вы видите пустышку, во мне нет ничего, мое сердце остановилось много лет назад. Знаю, вы заплатили деньги, чтобы попасть сюда и услышать совсем другие слова, но мне плевать на вас, господа. Пошли вы куда подальше со своими мнимыми проблемами, вы не знаете настоящего горя. А я знаю. Спорт лишь немного притуплял боль, он был для меня подобен алкоголю. Теперь у меня нет даже этого. Я остался наедине с самим собой и испытываю страшное одиночество. Я конченый человек. Простите и прощайте.

Рулон ушел в гостевую комнату, слыша, как вслед ему раздаются аплодисменты. Менеджер пришел через несколько минут и радостно заголосил:

– Ты молодчина, это была сенсация! Такую пламенную речь толкнул, слушай, давно надо было придумать что-то подобное. Можешь записать текст на бумагу? Я внесу пару-тройку правок...

Рулон подошел к менеджеру и вышвырнул его за дверь. А потом встал у окна и стал смотреть, как идет снег.

Прошло несколько минут, прежде чем на плечо ему легла рука. Повернувшись, он увидел красивую молодую девушку, у которой были карие глаза, прямо как у него, и застенчивая улыбка Шери.

– Я понял, зачем ты меня спасала все это время, – безжизненным голосом произнес он. – Ты хочешь, чтобы я никогда не забывал, что однажды убил тебя.

Рулон отвернулся и, не мигая, вновь стал смотреть в окно, мечтая, чтобы и этот день поскорее остался в прошлом.

Фото: Gettyimages.ru/Billy Stickland/Allsport, Getty Images; vk.com/karelinfond; facebook.com/Rulon.Gardner (4,14,19); РИА Новости/Сергей Гунеев; Gettyimages.ru/Donald Miralle (6,7); РИА Новости/В. Жидченко; Gettyimages.ru/Jed Jacobsohn (8,18), Stephen Lovekin/Wisk Deep Clean (10,23), Billy Stickland/Allsport (11,12), Hamish Blair/Allsport, Adam Pretty, Doug Pensinger, Sean Garnsworthy; nytimes.com/Trae Patton/NBC; Gettyimages.ru/Matthew Stockman

Автор: Стас Купцов