Tribuna/Биатлон/Блоги/Пойди поставь сторожа/Капитан сборной Беларуси по регби отсидела 10 суток: один свидетель на 15 человек, будили в 6 утра под гимн и пытки госрадио

Капитан сборной Беларуси по регби отсидела 10 суток: один свидетель на 15 человек, будили в 6 утра под гимн и пытки госрадио

Получила сотни сообщений поддержки.

26 октября 2020, 07:23
7
Капитан сборной Беларуси по регби отсидела 10 суток: один свидетель на 15 человек, будили в 6 утра под гимн и пытки госрадио

Мария Шакуро побывала на Окрестина и в Жодино.

Белорусская регбистка Мария Шакуро, капитан сборной страны и бронзовый призер ЧЕ по пляжному регби-2017 – одна из сотен спортсменов, подписавших обращение за отставку Александра Лукашенко и против насилия. С жестокостью силовиков пришлось столкнуться и ей самой. 11 октября Шакуро была задержана, а на следующий день получила десять суток за участие в несанкционированном массовом мероприятии.

Мария рассказала про Окрестина и Жодино, суд и поддержку окружающих, а еще про то, заставили ли ее десять дней в заключении изменить свою гражданскую позицию.

– 21 октября вы оказались на свободе. Как ощущения?

– Конечно, приятнее, чем в заключении :). Прежде всего, была очень удивлена всей поддержкой, которую получаю как в сети, так и оффлайн. В шоке от того, как много людей мне пишут.

– Как вас задержали?

– Это произошло на воскресном митинге, 11 октября. Я стояла с черным зонтом, смотрела на то, как сотрудники ОМОНа бегут за толпой людей, и просто попала под раздачу. Не убегала, потому что не чувствовала за собой вины. Меня сильно схватили за руку и потащили в автозак. Сразу отобрали телефон, потому что до этого снимала на него происходящее на улице.

В автозаке меня предоставили сотрудницам ОМОНа. Они меня досмотрели и попросили код для разблокировки телефона, который им не сказала, потому что это моя личная вещь. Мне даже не объяснили, в рамках чего я задержана и что мне вменяется. Потом меня начали переводить из одного автозака в другой, затем в третий. Видимо, они формировали какой-то автозак, который надо было направить в конкретное РУВД. В итоге часа через полтора мы приехали в Партизанское РУВД.

– Когда и где все это происходило?

– Думаю, было часа четыре дня, потому что до этого еще прошли задержания на стеле. Меня взяли в районе улиц Кальварийского и Ольшевского. Сформировалась большая колонна, и ей в спину поехали водометы, автозаки и бусики с сотрудниками. Раньше такого не было, обычно задержания шли или в самом начале, когда еще все не так массово, или в конце.

Как с вами обращались в автозаке?

– Девушек при мне не трогали, но многие парни сидели со следами сильных побоев, кровью на одежде. С девушками обращались относительно вежливо. Хотя, когда меня по улице переводили с одного автозака в другой, сотрудники ОМОНа кричали с сарказмом «невероятная», «симпатяжка». То есть фамильярничали, от этого остался неприятный осадок.

– Что происходило с вами в РУВД?

– Мы там находились где-то с половины шестого до полуночи. Каждый прошел несколько процедур: видеофиксация, когда тебя снимают с разных ракурсов, дактилоскопия, опрос, опись вещей, которые были при себе, и составление протокола. В остальное время мы сидели в каком-то зале, где окна заклеены листами бумаги. Знаю, что во многих РУВД условия были похуже, там люди находились в бетонных гаражах, где негде присесть. А у нас стояли лавочки, выводили в туалет, то есть все относительно неплохо. Еще там стояли пятилитровые бутылки с водой, и можно было попить или перелить воду в свою бутылку.

В нашем РУВД находилось около 60 человек, некоторых из них забрала скорая. Среди них был мужчина с сотрясением, которого сильно тошнило, еще увезли девочку с больным коленом, с которой я ехала в автозаке. 40 человек увезли в Жодино, и где-то 11 человек, среди которых была и я, оказались на Окрестина.

– Там тоже вначале прошли через какие-то процедуры?

– Да. Там приводят, ставят лицом к стене и по трое заводят в кабинет оформляться. Тебя досматривает фельдшер, ну как досматривает – записывает температуру 36,6, не меряя ее :). Спрашивают про хронические заболевания, выдают постельное белье и отводят в камеру.

– Что это была за камера?

– Вначале меня привели на третий этаж. Там уже все спали, было около часа ночи. Потом меня внезапно перевели на второй этаж и поместили в другую камеру. Это камера на пять мест, с тумбочками. Было две двухъярусные кровати, на которые не всегда понятно, как забираться, потому что нет никакой лесенки. Еще стояла одноярусная кровать, был туалет, который отделялся достаточно высокой стенкой и железной дверью.

Предметов в камере было немного. Стояла какая-то туалетная бумага, на следующий день принесли гигиенические прокладки. Мы использовали наволочки вместо полотенец, потому что в камере вообще ничего не было. От предыдущих постояльцев оставалось мыло, и, самое главное, лежала книга Джека Лондона «Мартин Иден».

– С чего начался ваш первый день на Окрестина?

– Подъем был в шесть утра, сразу же принесли завтрак. Хотя во вторую ночь, с понедельника на вторник, нас зачем-то подняли в час ночи. Построили в камере, проверили пофамильно и ушли. Мы не знали, сколько времени, думали, уже шесть утра. Потом привели новых задержанных, они и говорят – девочки, еще ночь на улице, куда вы встали? Зачем-то пришли нас проверить еще и в пять часов утра, потом в шесть был подъем.

– Что собой представлял ваш суд?

– Суды были дистанционные, прямо на Окрестина. Каждый отдельный кабинет выделялся под какое-то РУВД. Длился суд минут десять. У кого-то судья уходила на совещание, то есть создавала видимость деятельности, кому-то сразу зачитывали приговор. Конкретно у меня судья ненадолго уходила. В течение всего суда рядом со мной сидела незнакомая женщина, которая как бы модерировала весь процесс.

Еще у меня был свидетель, сотрудник Партизанского РУВД. Он же был свидетелем еще где-то у полутора десятков человек. Он всех видел и на Пушкинской, и на Каменной Горке, то есть заметил всех, кого задерживали в Партизанском РУВД. Рассказывал, как мы все выкрикивали лозунги. У всех приговор как под копирку – статья 23.34 [Нарушение порядка организации или проведения массовых мероприятий – Tribuna.com].

– Расскажите про тех, с кем вы были на сутках. Вы писали в соцсетях, что у вас была прекрасная компания – философ Ольга Шпарага, активистка фемдвижения Юлия Мицкевич.

– Во вторник меня, Юлию Мицкевич и еще одну девушку перевели с Окрестина в Жодино. Изначально нас поместили в камеру на четыре человека, в среду к нам перевели Светлану Гатальскую [фем-активистка и член Координационного совета – Tribuna.com]. Через два дня нас перевели в камеру побольше, где мы встретили Ольгу Шпарагу.

 

Обычно с утра я проводила зарядку. Потом, незадолго до обеда, у нас была лекция по философии от Оли Шпараги. После обеда мы устраивали разные обсуждения, семинары, ближе к отбою пели песни. То есть компания была хорошая.

Через пару дней к нам привезли еще женщин с Окрестина. Там была пенсионерка в возрасте 62 лет, которую буквально похитили возле дома, она шла из магазина с капустой. Другую девочку задерживал СОБР с автоматами, там было что-то невероятное.

Знаю, что нам, политическим, писали много писем. К Шпараге приходили адвокаты, рассказывали – да, вам пишут, просто ничего не доходит. Наша камера находилась как раз напротив комнаты с охранниками, и мы случайно заметили, что у них на столе лежала просто огромная стопка писем, которые нам не отдали. Полагаю, дело в том, что у них не налажена система цензуры и они просто не успевают читать письма. А еще нам было бы сложно ответить на письма, потому что нам почему-то в передачах не приносили ручки, приходилось просить их у охранников. Правда, одной девочке все-таки передали небольшое письмо от ее парня – видимо, передали для видимости.

– Вы обсуждали в камере события в стране?

– Да, говорили абсолютно про все. Тем более, некоторые смены считали нужным включить нам государственное радио БТ. Слушали его целый день, и это отдельный вид пыток уже потому, что там постоянно крутят песню «Любимую не отдают» :). Просыпались под гимн Беларуси в шесть утра. Мы пытались уловить что-то здравое из новостей по тому радио, но это было практически невозможно.

– С сотрудниками изолятора общались?

– Нет, они, мягко говоря, были очень лаконичны. Многое зависело от смены, но было очень сложно чего-то у них допроситься. Кто-то мог сказать время, еще нас два раза выводили на прогулку и три раза – в душ. Остальные просто перекидывали ответственность на следующую смену. Мы постоянно требовали прогулку, душ, еще просили, чтобы нам поплотнее закрыли окно в камере, потому что оно было закрыто не до конца и по камере гулял ветер. Когда мы попросили об этом первый раз, сотрудник изолятора ответил – я не стекольщик. Ответов такого формата, грубых, было большинство. Окно потом все-таки закрыли, правда, необходимости в этом не было, потому что уже включили отопление.

В основном общаться с охранниками было очень сложно. Видимо, им дали установку не давать никаких поблажек политическим, и они ее в целом выполняли.

– Условия в Жодино были лучше, чем в Окрестина?

– Сразу нас привезли в камеру на четыре человека, очень маленькую. Там можно было сидеть на кроватях только после отбоя, с десяти вечера до шести утра. В остальное время приходилось сидеть на узких, неудобных лавочках, ощущала себя наседкой на жердочке. Основную часть суток я провела в другой камере, на восемь человек.

– А что насчет еды, передач?

– В Жодино передачи по средам, поэтому нам повезло, что нас перевезли во вторник и мы смогли все получить. Кого-то перевезли к нам в четверг и они остались без передачи. Спасало то, что мы делились абсолютно всем – едой, зубной пастой, влажными салфетками, носками и многим другим, так что никто не голодал. Мы жили коммуной, думаю, все там так живут.

Что касается еды, утром была какая-нибудь каша на молоке, выдавали чай – кружка без ручки, поэтому мы натягивали на ладони рукава, чтобы взять ее. Еще получали буханку хлеба на день для всей камеры. На обед давали первое, второе и компот. Я вегетарианка, поэтому второе не ела, там была какая-то колбаса с крупой или тушенка, перемешанная с макаронами. На ужин мы получали только второе и чай.

– Как сутки повлияли на вас, ваши взгляды?

– Никак не повлияли, я только убедилась во всем лишний раз и укрепилась в своей позиции. Познакомилась с большим количеством хороших людей. По той волне поддержки, которая поднялась после моего задержания, поняла, сколько хороших людей меня окружает – как знакомых, так и незнакомых. То, как мне помогали и помогают – это что-то невероятное. Кто-то помогал финансово, люди на машинах забирали меня из Жодино, поддерживали моих близких, многие как-то отмечали меня в сторис, было много других примеров помощи – и это я еще не все сообщения прочитала.

Все сложности, с которыми сейчас сталкиваются белорусы, только больше их сплачивают. Белорусы действительно невероятные и каждый день это доказывают.

– Тех, с кем вы были на сутках, это тоже не сломает?

– Думаю, да. Они сами все знают, это взрослые, сформированные люди со своей гражданской позицией. Когда попадаешь в такие условия, прежде всего ощущаешь острое чувство несправедливости, которое укрепляет веру в то, что мы все на правильном пути.

– Сколько сообщений поддержки вы получили?

– Боюсь считать, думаю, несколько сотен. На следующий день после освобождения часов в семь вечера начала читать сообщения в Инстаграм, до сих пор не могу закончить. Помимо этого, есть Телеграм, Фейсбук, Вконтакте, где тоже какое-то невероятное число сообщений. Пишут незнакомые люди, добавляются в друзья.

– Почувствовали поддержку от спортивного сообщества?

– Белорусское регби – это относительно небольшая семья, и, думаю, от всех регбистов я получила какую-то помощь, в том числе материальную. Видела, что в директ Инстаграма писали какие-то незнакомые мне спортсмены, благодарю их за это. На разных спортивных страничках тоже говорили про меня, люди выражали свою поддержку. В процентном отношении доля спортсменов из написавших мне была не очень большая. Наверное, регби просто немного стоит особняком от всего белорусского спорта, который более профессионален, поэтому спортсмены не так активно мне писали. Или я просто еще не все прочитала.

***

– Вижу по соцсетям, что ваш клуб, РК «Гражданочка», достаточно активно проявляет свою позицию по событиям в стране.

– Да, как и большинство других людей. Думаю, в стране в целом не осталось безразличных людей.

– Вы также подписали обращение спортсменов против насилия. Сомневались перед тем, как это сделать?

– Нет. Просто написала о том, что хочу подписать, и отправила сообщение. Были ли для меня последствия? Регби – не самый популярный вид спорта, большинство чиновников, думаю, даже не знает, что он у нас есть. Так что никаких последствий не было.

– А ждете каких-то последствий в будущем, учитывая и ваш арест?

– Сложно сказать, впервые столкнулась с такой волной шума вокруг регби. Нас и так не сильно хотели принимать и помогать, говорили, что регби никому не интересен, во главе белорусского спорта хоккей и биатлон. Я с чиновниками не общалась, этим занимается федерация.

Регби вообще не финансируется бюджетом, в основном он у нас живет за счет самих игроков. Раньше Минспорта что-то выделяли, но это была совсем маленькая сумма.

– Для вас, как я понимаю, регби – это тоже не основная профессия?

– Да, это скорее хобби, не получаю от регби никакого заработка. А так я работаю на мебельном производстве.

– Откуда у вас такая четкая гражданская позиция?

– Сказала бы, что это и воспитание, и личные наблюдения. Много анализировала то, что происходит в стране последние годы. Мне кажется, если у человека есть хоть какое-то чувство собственного достоинства, он придет к подобным выводам. Когда ты слышишь все то, что у нас говорят из радиоприемников, с экранов телевизора, когда сталкиваешься со всей этой несправедливостью и жестокостью со стороны государства, очень сложно забыть о политике. Сложно оставаться в стороне и никак на все это не реагировать.

– До этого года вы были более аполитичным человеком?

– Не хочу вдаваться в подробности, но у меня всегда была активная гражданская позиция.

– Участвовали в выборах?

– Да, голосовала.

– И какое у вас осталось от этого впечатление?

– На моем участке все было относительно неплохо хотя бы потому, что с него не забирали людей на автозаках. А так никто не запрещал мне фотографировать бюллетень, на мою белую ленточку тоже реагировали спокойно. Мне запомнилось, что, когда я выходила с участка, на улице играла песня Любэ «Прорвемся». А еще мой участок был одним из тех, где не вывесили результаты. Мы прождали у школы часа полтора, и потом членов комиссии вместе с бюллетенями увезли оттуда на машинах.

– Как вы, будучи человеком с активной гражданской позицией, смотрите на нынешний подъем в обществе?

– Как по мне, он закономерен. Его причина – то, что происходит в стране, все это беззаконие, нарушение абсолютно всех человеческих прав. То есть мы наблюдаем простую реакцию народа на несправедливость. Когда страдают твои родственники, друзья, мирные люди, ты волей-неволей начинаешь в это вовлекаться. Понимаешь, насколько все плохо, насколько эта система беспощадна к человеческой личности.

– Чего ждете от будущего?

– Надеюсь, что у белорусского народа все будет хорошо. Сложно сказать, с кем во главе и в каком формате все это произойдет, но верю, что белорусское общество уже не будет прежним. Думаю, та нынешняя тенденция, когда люди объединяются и помогают друг другу, будет усиливаться. Это ведь началось еще до выборов, во время первой волны ковида, и если бы не та помощь волонтеров, все могло бы оказаться намного хуже. Так что практически уверена, что справедливость для белорусского народа уже скоро восторжествует и добро победит.

Фото: страница Марии Шакуро в Instagram, ipress.ua

Другие посты блога

Все посты