«Наверное, хотят всех посадить, чтобы остаться в стране одним». Спросили у экс-тренера силовиков, как объяснить их зверства
Специалист сам 30 лет работал с представителями силовых структур.
Считает, они боятся сильнее, чем протестующие.
Неадекватная жестокость силовиков, от которой страдают мирные белорусы уже на протяжении более трех месяцев, заставляет задуматься: а что же в головах тех, кто носит погоны, а сейчас уже выходит против безоружных белорусов с автоматами, дубинками, громит стоящие на светофорах машины и кидает светошумовые гранаты в толпу? Ответ на этот вопрос ищут и те, кто так или иначе пересекался с силовиками. Один из таких – специалист по рукопашному бою, который почти 30 лет делил зал с омоновцами и спецназовцами, бился с ними в спаррингах, а потом и тренировал.
После 9 августа наш герой (назовем его Андрей) принципиально отказывается работать с представителями силовых структур и даже вычеркнул из жизни знакомых и друзей, которые сейчас выполняют или отдают приказы. В интервью «Трибуне» опытный тренер предположил, что движет сейчас силовиками, почему они так жестоко обходятся с мирными людьми, а также попытался найти ответ на вопрос, что же может изменить сознание тех, кто выходит против белорусов с оружием.
– В мир единоборств и в частности рукопашного боя я пришел еще в самом начале 90-х, когда в Беларуси как раз и была сформирована федерация рукопашного боя. Сначала сам занимался, выступал на каких-то соревнованиях, но из-за травм через несколько лет пришлось завершить карьеру и перейти на тренерскую работу. Естественно, все это время встречался в залах с представителями силовых структур. Рукопашный бой – это базовый вид спорта для омоновцев, спецназовцев. Они еще занимались каратэ, но потом все больше и больше силовиков концентрировались именно на рукопашном бое.
– Что из себя представляли силовики в человеческом плане в 1990-х и начале 2000-х?
– Ничего необычного. Они ничем не отличались от рядовых граждан. Если не знать, что перед тобой силовик, то и не скажешь. Они приходили на тренировки, соревновались, в компаниях вели себя вполне адекватно.
– А что же сейчас тогда с ними произошло?
– Честно, я сам не понимаю. Пребываю в настоящем шоке. Более того, несколько лет назад видел тех, с кем кода-то делил один зал, представителей силовых структур, они вели себя вполне нормально. Но сейчас не могу понять, что за деформация произошла с этими людьми. Они порой несут какой-то бред. Еще летом [до выборов] довелось случайно пересечься с несколькими людьми, завели разговор на политические темы. Я, выступающий за перемены, привожу им один аргумент, а это вызывает какую-то неадекватную реакцию. Например, начали говорить о том, за кого стоит голосовать на президентских выборах. Они мне в лоб: «Так за кого, если кроме Лукашенко больше никого нет?» Я у них спрашиваю, нафига им вообще президент. Есть же другие формы правления – парламентская республика, еще какие-то. Мне, допустим, нравится народовластие. И эти силовики мне говорят: «А кто тогда все будет контролировать?» В общем, ответы в таком духе.
Еще помню, как состоялся у меня диалог с одним силовиком как раз накануне выборов. Он спрашивает: «Так что, за эту Тихановскую голосовать?» Говорю: «А почему бы и нет. Порядочный человек». И тут же получаю: «Так она же проститутка». Извини, откуда ты это знаешь, с чего ты это взял? Я вообще не понимаю, почему они так думают. Хотя, если откровенно, уровень образования и мышления у них никогда не был высоким. Когда уже тренировал силовиков, объяснял им элементарные вещи, связанные с физиологией, анатомией. Редко встречал человека, знавшего о том, что я говорил.
– Есть мнение, что силовиков просто настраивают против народа, вливают в голову информацию, что только Лукашенко достоин править страной.
– С одной стороны, соглашусь с этим мнением. Но, с другой стороны, я знаю, что силовики ненавидят занятия по идеологии, которые проходят у них в частях. Людей заставляют ходить на эти лекции, писать конспекты, но никто этого не хочет. Думаю, большее влияние на рядовых имеют не идеологи, а их непосредственные командиры, которые как раз с этими идеологами в некотором сговоре.
Насколько я понимаю, в силовых структурах на первый план выходит принцип стаи. Мол, спецназ – это сила, лучшие и так далее. В части 3214 [внутренних войск МВД в минском Уручье], знаю точно, постоянно звучат лозунги: «Никто кроме нас», «Мы спасаем страну», «Мы за Родину», «Мы самые лучшие». Силовикам в головы вбивается, что они – элита, а те, кто выходит на улицы, – это враги, от которых нужно избавляться. Плюс многие приехали в Минск с периферии, из деревень или маленьких городов. Им влили, что они – элита, поэтому и чувствуют себя королями.
– У вас до сих пор есть друзья в ОМОН?
– Почти все люди, с которыми я нормально общался, уже давно ушли оттуда. А с теми, кто еще там, я давно контакты прекратил. Даже несмотря на то, что лет восемь назад тренировал их. Для меня эти люди, грубо говоря, вымерли. До выборов случайно мог встретить в городе омоновцев, и они глаза опускали, не здоровались. Не говоря уже о том, чтобы позвонить и пообщаться. Да и у меня у самого нет желания с ними разговаривать. Хотя имел разговор с одним омоновцем пару месяцев назад. Он мне утверждал, что никто из их структуры не жестил на Окрестина. Я ему отвечаю: «Ребята, а какая вообще разница? Все в одинаковой форме, все в этой системе, все виноваты».
– А знакомы с кем-нибудь из части 3214?
– Да, даже с некоторыми командирами. И еще раз могу сказать: когда с этими людьми общаешься на бытовые темы, идут вполне адекватные разговоры. А если коснуться личных моментов, допустим, работы, приказов, сказать, что они никто по сравнению с бойцами НАТО, то у них начинает срывать башню. Люди сразу же с пеной у рта начинают доказывать тебе обратное. Я не понимаю, почему произошла такая деформация, раньше, по-моему, такого не было.
– Что думаете о мнении, что силовиков чем-то накачивают?
– Не верю, что силовиков чем-то пичкают. Предположим, дадут какую-то таблетку, она сделает человека активнее и сильнее. Но после того, как эффект закончится, на восстановление понадобится неделя. Человек реально будет измотан и физически, и психологически. И если бы силовикам давали какие-то препараты, то люди бы выбывали на недели. Где ж найти столько сотрудников? Думаю, в нынешней ситуации ими движут сейчас либо деньги – определенные суммы добавляют, чтобы как-то мотивировать людей, так всегда было, – либо страх. Силовикам вливают, что если они ослушаются, не выполнят приказ, то против них будет применена сила, либо просто на 10 лет под трибунал.
– А сколько, если знаете, в среднем получает омоновец?
– Не знаю, они держат это в каком-то непонятном секрете.
– Помните фотографию, где силовик стоит над лежащим на траве человеком? Потом силовик рассказывал, что якобы этот мужчина был в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, а ему просто пытались помочь и вызвать скорую. Вы верите в это?
– Не могу точно ответить на этот вопрос. Здесь может быть такой момент: допустим, я тебе сильно дал по голове, потом увидел, что тебе стало плохо, испугался и вызвал скорую. Раньше, мне кажется, процентов 50-60 омоновцев помогли бы пострадавшему. Может, дальше больше. Очень мало было реально отмороженных, которые есть сейчас.
– Мне рассказывали некоторые силовики, ушедшие из системы, что, покинув службу из-за нежелания противостать мирным белорусам, они получали угрозы от своих же бывших сослуживцев: говорили, что не оставят в покое ни человека, ни его семью, могут и убить.
– И я не удивлен. В мужском коллективе есть свои авторитеты. И эти лидеры, самые здоровые, которые могут навалять, оказывают влияние на весь коллектив, от них зависит поведение людей. Большинство подчиняется этому вожаку, его мнение считается верным. Люди держатся рядом и с его разрешения могут беспредельничать. Так и появляется, к слову, дедовщина. А тот, кто имеет свою точку зрения, становится белой вороной.
– А потом его вообще считают предателем.
– Конечно. Мол, мы все тут такие, а ты другой. И большинство людей, которые держатся рядом с авторитетом, оказываются зомбированными.
– По-вашему, чего добиваются силовики, издеваясь над мирными белорусами?
– Сам задаюсь этим вопросом. Наверное, хотят просто всех избить, посадить, чтобы остаться в этой стране одним.
– Тупо выполняют приказ, не думая о будущем?
– А вы думаете, они хоть раз видели приказ на бумаге, подписанный командирами? Силовики выполняют устные распоряжения или даже рекомендации. Они выходят на улицы, и когда видят толпу, начинают бояться даже больше, чем протестующие. У них появляется больше желания спасти свои задницы. Убежишь – трибунал или другое наказание. Остается только идти на демонстрантов и бить их, чтобы сохранить свою шкуру. Плюс им всегда говорили, что они лучшие, они – элита, цвет нации, что именно они призваны защитить страну и президента. А когда Лукашенко кричит силовикам, что они «красаўцы», то это их еще больше вдохновляет.
– Силовиков возможно как-то убедить, что они выполняют преступные приказы? Они сами могут это понять?
– Могу лишь сказать, что клин клином вышибают. По-моему, это единственное, что может сработать. Вот мы с женой спорим, кстати. Она за цветочки и мирные противостояния, а я придерживаюсь противоположного мнения.
– Случай с гибелью бывшего спецназовца Романа Бондаренко в Минске может как-то открыть глаза силовикам, поменять их сознание?
– Думаю, его очень сильно избили в РУВД. И я слышал, что там порой реально жестят. Кто-то из силовиков, может, поймет, что творится в стране что-то страшное. Но массово сознание не поменяется. Вообще, иногда мне кажется, что силовики и власть намерены идти до конца и применять любые методы в противостоянии с мирными белорусами.
– Сколько, по-вашему, эта ситуация будет продолжаться?
– Если не попытаться поставить их в стойло, то довольно долго.
– Те люди, которые творили жесть на улицах, ответят за свои поступки?
– Уверен, что ответят. По закону, по трибуналу. Когда сменится власть, а она обязательно сменится. И, насколько понимаю, эти действия переходят на международный уровень, потому что сейчас мы видим откровенный геноцид белорусского народа. И силовиков будет судить международный суд. Наказание должно быть обязательно.
Фото: memepedia.ru, tut.by
