«Нам говорят: «Это все неправда!» Но ведь правда! Зачем врать людям?» Не только Левченко из сборной по баскету вписалась за честные выборы и против насилия

Александра Тарасова вынужденно заинтересовалась политикой.

Президентские выборы и события после баскетболистка сборной Беларуси Александра Тарасова пережила в родном Гродно. Когда появился интернет, девушка увидела, что происходило на улицах белорусских городов. Она испытала шок и из-за этого даже не могла нормально спать.

Насилие над мирными людьми пробудило разыгрывающую заинтересоваться политикой. Начала изучать историю, анализировать и следить за ситуацией в стране. Надеялась, что власть одумается и прекратит насилие. После того, как Александра поняла, что этого не происходит, подписала открытое письмо спортсменов за честные выборы и против насилия.

В интервью Tribuna.com Тарасова рассказала, как принимала решение оставить подпись, что происходило в Гродно в первые дни после выборов, удивлении из-за вызова в сборную и злости после ареста Елены Левченко.

– Почему решили подписать открытое письмо спортсменов?

– Сразу скажу, что я сделала это не так быстро, как другие [баскетболистки]. Давно хотела подписать, но побаивалась за семью, которая живет в Беларуси. Где-то не хватало смелости. Да и долгое время следила за ситуацией. Подписать же в итоге побудило то, что прекращения насилия нет. На улицах по прежнему избивают людей. И я пришла к такому моменту, когда решила для себя, что больше молчать не могу. Надо обозначить свою позицию, показать людям, на чьей я стороне, поддержать их.

– К чему конкретно присматривались?

– Ждала, как будет развиваться ситуация. С самого начала понимала, что так не должно быть. Но надеялась, что власть в какой-то момент одумается и пойдет навстречу несогласным, которые выражают свою точку зрения. Но когда поняла, что назад пути не будет, решила, что пора выходить из тени.

– Партнеры по сборной, подписавшие письмо раньше, вели с вами разговоры об этом?

– Нет. Каждая из нас самая для себя принимала это решение. Разговоров не было, никто не агитировал. В какой-то момент просто сказали, что есть такое письмо и, если хотим, можем подписать. Но давления или подталкивания к подписи не было.

– Кто и где сказал?

– В чате скинули ссылку.

– Было ли какое-то обсуждение?

– Нет. Особо не общались с девочками на этот счет.

– С кем-то советовались перед тем, как подписать?

– Поговорила с родителями, сказала, что хочу сделать такой шаг. Они меня подержали. И решение было принято.

– Никто не отговаривал из знакомых?

– Я эту тему не со многими людьми обсуждаю. Сейчас играю в Германии. И все мое общение ограничено людьми, которые тут. А они отговаривать не будут. Они боятся за меня, но хорошо понимают, что происходит. Поддерживают и говорят, что надо себя проявлять. Здесь у всех такая позиция, что надо быть активным и показывать свою гражданскую позицию.

– Это немки так говорят?

– В основном они. Здесь к этим вещам совсем другое отношение. Они в принципе не могут понять, как людей могут бить на улице за свою гражданскую позицию, за высказывание своего мнения, за отстаивание своего права. У меня были разговоры с некоторыми девочками. Они говорили: «Вам надо всем выйти! Почему не все выходят?» Пытаюсь объяснить, что многие боятся, что есть множество всяких нюансов. Но им этого не понять. У них такие вещи не происходят. Власть ведет себя совершенно по-другому.

– Были свидетелем массовых акций в Германии?

– Когда в стране начался большой приток беженцев, было очень много активных движений против. Люди протестовали. У них был один день в неделю, когда они проводили митинги. И никто их не запрещал. Это конституционное право человека: выйти и высказать свою позицию. И они каждый понедельник вечером ходили по улицам два-три часа. У них был определенный маршрут, их никто не трогал, а рядом всегда была милиция, которая следила, чтобы ничего не произошло. И они так ходили на протяжении всего года, что я там играла.

Были демонстрации по пятницам. Назывались Friday for future. На это людей сподвигла история Греты Тунберг. В прошлом году выходили каждую пятницу и шествовали по городу. Демонстрации и протесты – право любого гражданина Германии. Власти не могут отказать им в этом. Сейчас проходят массовые акции против ограничений из-за коронавируса. Был один момент, когда власти решили их запретить. Это просто опасно. Ведь таким образом происходит распространение вируса. Так люди подали жалобу в Конституционный суд и она была удовлетворена. И они опять ходят. Потому что запрет против Конституции. Любой человек, если он хочет высказать свою гражданскую позицию, имеет на это право.

Поэтому в Германии все абсолютно иначе. Забастовки происходят тоже часто. Но здесь профсоюзы работают по-другому. А что происходит у нас вы сами прекрасно знаете. Все контролирует один человек, который раздает приказы. Никакие законы в стране не работают. Никто не читает Конституцию. Даже не смотрит в нее. Есть один голос, к которому все прислушиваются. Даже не прислушиваются, а выполняют то, что он говорит. Здесь такого нет. Германия – правовое государство. И немцы соблюдают закон. Если сказали надеть маску перед тем, как войти в магазин, немец это сделает. И не потому, что его в магазин без маски не пустят, а потому что так надо. Немцы дисциплинированы и уважают законы. Они знают, что не окажутся в такой ситуации, как мы. Не будут абсолютно беззащитными.

– Завидно немного.

– Скорее обидно. Мне люди говорят: «Не сравнивай Германию и Беларусь. Экономика и все такое...» Окей, опустим экономические моменты. Но право! Я не могу понять, как может происходить такое. 21-й век и такое беззаконие. Просто обидно, что нашим людям приходится проходить через это.

– Сейчас в мире много акций солидарности с Беларусью. Видели немецкие?

– Если честно, в Ганновере ничего такого не видела. Да и я довольно занята здесь баскетболом. Но я знаю, что в подобные акции проходят в Берлине, других городах.

– А белорусов много в Ганновере?

– Не знаю. Так вышло, что моя жизнь построена на баскетболе и кроме него времени на что-то другое не остается. Из знакомых в основном девочки, с которыми я играла или играю в команде. Я вообще ни с кем из белорусов в Германии не знакома.

– Расскажите, как вас поддерживают партнерши и тренеры.

– Когда я приехала в Ганновер, они были уже знакомы с ситуацией. Освещение белорусских событий здесь основательное – газеты, телевидение, интернет. Немцы очень много знают. Мне все сочувствовали, спрашивали, как мои родные, как они могут мне помочь. Даже идеи поддержки предлагали. Тренер говорил: «Может, давай видео запишем всей командой?» Но я ответила, что сперва сама морально должна созреть ко всему. И мне много времени понадобилось, чтобы осознать…

* * *

– Когда вы приехали в Ганновер?

– В конце августа где-то. А до этого времени была в Гродно.

– Голосовали там?

– Не голосовала. Хотела проголосовать, но не знала, что мне надо это делать по месту регистрации. А это в Минске. Решила, что ехать из Гродно из-за одного голосования не стоит. Признаюсь, сейчас жалею об этом. Хотелось отдать свой голос, который в любом случае был бы не подсчитан и не учтен. Но все равно хотелось быть частью этого процесса.

Мама сходила проголосовать и говорила, что людей было очень много. Признавалась, что никогда столько людей не видела.

– Что было в Гродно вечером 9 августа?

– Я живу за городом и до центра мне далеко. Интернета не было, никто ничего не знал. Два дня мы жили в информационном вакууме. Не знали, что происходит. А когда появился интернет у меня был шок. Глубочайший шок. Неделю после не могла спать. Был такой поток информации…

Я политикой не интересовалась и мне приходилось много читать и наверстывать упущенное за много лет. Читала, слушала, смотрела, анализировала. Мониторила разные мнения. Изначально подошла к этому вопросу так, что не стала слепо слушать какую-то одну сторону, а слушала всех и потом делала выводы. Поэтому пришлось проработать очень много информации. Было тяжело.

Начала разговаривать с людьми, узнавать все из первых уст. Посмотрела видео в интернете и задаю себе вопрос: «А правда и ли это?». Потом общалась со знакомыми, которые работают в больницах, задавала им такой же вопрос. И когда слышала ответ «Да, это правда», испытывала очень большой шок.

Избиения, насилие на Окрестина и в Жодино, истории людей, которых пытали, оставили сильные впечатления. Это совершенно не укладывается в какие-то понятия в моей голове. Как люди могут совершать такое над своими согражданами? Да вообще над людьми! Человек ведь может оказаться твоим соседом! А нам говорят: «Это все не правда»! Но ведь это правда! Зачем врать людям?

– Казалось, в какой-то момент власти Гродно пошли на диалог. Разрешили митинги.

– Мне тоже тогда казалось, что наступил какой-то переломный момент. Мы тогда ходили на протест, на площадь и видели, как все было организовано. Милиция охраняла огромное количество протестующих с бело-красно-белыми флагами. И настроение у людей было приподнятое. Они не боялись милиции, никто не убегал от ОМОНа. На следующий день вышло заявление, что все разрешается. Даже гродненское телевидение собиралось показывать митинги. Была эйфория. Казалось, что еще чуть-чуть и дожмем. И все сложится в нашу сторону. Но этого не случилось. Это была какая-то иллюзия, потому что власть как-то упустила нашу ситуацию из-под контроля. И все быстро завернулось: поменялся губернатор области и все. Тогда стало понятно, что власть будет действовать таким путем: подавлять, избивать и лишать людей хоть какого-то волеизъявления. В итоге противостояние перешло в затяжную стадию. И это не очень хорошо. Мне очень жалко людей, которые проходят через это [насилие]. Им приходится идти на большие жертвы.

– Когда изучали информацию о политическом устройстве страны, ваше отношение к Лукашенко как-то менялось?

– Я никогда не была его сторонником. Просто в какой-то момент для нас, спортсменов, он делал многое. Поддерживал. Поэтому я была лояльна к нему. У меня не было четкой позиции. Как и у большинства людей в стране. Он есть. Мы никого другого не знаем и не видели. Вроде живем не так и плохо. Мои знакомые и семья живут неплохо. И нормально. Особых претензий не было.

И так как политикой я не интересовалась, то и не знала, как он ее проводит. Какие были выборы раньше. Мне это было неинтересно. Но когда такое произошло и начались вскрываться факты того, что уже происходило в 1999-м и 2010-м. Сколько людей сидят, сколько убито, сколько убежало из страны. У меня был шок. Картина открылась совершенно в другом свете. И это стало открытием не только для меня. Это стало открытием для многих. Думаю, и здесь в Европе люди относились к нему также. А в последние годы даже стали лояльны. Но когда это случилось, поняли, что он за человек, на что готов пойти и какими способами удерживает власть. Более того, мы поняли, что он не только сейчас так удерживает власть, но и делал это раньше.

И в этот момент стала сожалеть. Почему не интересовалась политикой? Почему не ходила голосовать ранее? Мы ведь могли начать эти изменения раньше.

– Кто должен отвечать за насилие со стороны «силовиков»?

– Все. И те, кто отдавал приказы, и те, кто их выполнял. Должны отвечать люди на всех уровнях. Начиная с человека, который держал в руках дубинку, заканчивая человеком, который отдавал самый первый приказ. Этому нет никакого оправдания.

– Как думаете, белорусы смогут простить этих людей?

– Сложно сказать. Думаю, со временем – да. Но не сейчас. Сейчас люди хотят, чтобы наступило правосудие. Чтобы этот кошмар, это беззаконие, когда одни люди могут все, а другим нельзя вообще, ничего просто закончилось. Нет никакой возможности высказаться, проявить свое волеизъявление. Ничего. Всем должно воздаться по заслугам.

* * *

– Была ли реакция на вашу подпись со стороны главного тренера сборной или руководства федерации?

– Нет. Никто не писал и не говорил. Не сказали даже, что в курсе. Но я знаю, что в курсе. Может, никто не говорил, потому что я за границей.

– Кроме того, вас и других подписанток из сборной вызывали на матч с Польшей.

– Это было очень удивительно для меня. Подписывая письмо, думала, что, возможно, отрезаю все связи со сборной. Но когда поняла, что со мной никто не контактирует, подумала, что может и не знает никто. Потом, правда, узнала, что знают, но почему-то ничего не говорят. Поэтому когда пришло приглашение, удивилась: всех режут, а нас нет. Не могу это объяснить ничем.

– Из-за ковида ехать никуда не пришлось. Но вы были готовы?

– Да. Собиралась. Я подписала письмо, обозначила свою позицию и если вы с этим согласны и вызвали, то не вижу препятствий для своих игр за сборную.

– В письме есть абзац о том, что если требования не будут выполняться, спортсмен может отказаться от выступления. Вы задумывались об этом?

– Да, конечно. И об этом думала. Но посоветовавшись с семьей, в этот раз решила приехать в сборную. А дальше смотреть по обстоятельствам.

– Допустим, сборная бы собралась. Но в команде раскол: шесть человек за новые выборы, остальные молчат. Какая могла быть атмосфера в этой команде? Способна ли она побеждать?

– Много думала над тем, что бы происходило в раздевалке или на паркете. Не знаю... Собираюсь лететь и ловлю себя на мысли, что совершенно не знаю, что произойдет. Как поведут себя девчонки, как будет вести себя Катя Снытина? Могу отвечать за себя. Раз уж дала согласие ехать в сборную, то надо фокусироваться на этом. Другие вопросы надо отложить на потом.

– Вам было бы легко это сделать?

– Трудно сказать. Девчонки – мои партнеры. Не надо воспринимать их как своих врагов. Мы не воюем друг с другом. Я играю в баскетбол очень давно. И ситуации бывают разные. В командах мы не всегда дружим между собой. Но в сборной мы ради одной цели. И свои личные отношения надо забыть. После матча мы бы собрались где-то, поговорили бы, обсудили ситуацию.

– Екатерина Снытина очень категорично высказалась о сборницах, которые промолчали. Сказала, что не хочет иметь с ними дел.

– Я не настолько категорична. Отчасти из-за того, что мне самой понадобилось какое-то время, чтобы принять это решение. В сборной много людей, которые живут и играют в Минске. И для них это непростое решение.

Каждый человек имеет право на свою точку зрения. Я, например, не хочу, чтобы меня кто-то судил или относился ко мне как-то не так из-за моей позиции. Я наоборот хочу, чтобы люди пытались понять мою точку зрения. И я в свою очередь пытаюсь понять почему они принимают другую сторону.

Я не категорична. Высказываться или нет – личное дело каждого. Если, у вас такая позиция, значит, вам так…

– Удобно?

– Нет, не удобно. Трудно подобрать слово. Может, люди и хотят высказаться, но это очень сложно. Многим не так легко это дается. А некоторые на самом деле думают иначе. Они считают все, что видят по телевизору – правда, а в интернете сплошное вранье. Каждый сам делает этот выбор. Поэтому я никого не осуждаю за их позицию.

Конечно, мне хочется, чтобы больше спортсменов поддержало людей, чтобы тех, кто подписали письмо, становилось больше, чтобы было больше влияния на ситуацию. Но каждый делает выбор сам.

– Говорите, пытаетесь понять тех, кто молчит. Удается?

– Страх многое потерять и неверие в то, что люди, которые протестуют, могут чего-то добиться. Наверное, единственное мое объяснение молчания. Тут все сводится к личным качествам. Кто-то говорит: я не трус и я готов идти до конца. А кто-то говорит: мне важнее собственное благополучие.

Понять таких людей сложнее всего, но я не стану их осуждать.

* * *

– Давайте про Елену Левченко поговорим. Она не только подписала письмо, но и стала лицом движения. Ожидали от нее такой активности?

– Зная Ленин характер, была уверена, что она не останется в стороне и не будет молчать. Лена всегда высказывала свою точку зрения. Было понятно, что она и сейчас выскажется и будет одной из тех, кто проявит активную позицию. Но того, что она станет одним из главных лиц, что пойдет на такой большой шаг, наверное, я не ожидала.

Это очень серьезный шаг, но Ленини темперамент и характер сказался.

– Общались с ней об этом?

– Я восхищалась ее мужеством, но мы не разговаривали на эту тему. Мы не настолько близки.

– Как восприняли новость о ее задержании?

– Для меня это был шок. Она была одной из первых спортсменов, которых задержали. До нее казалось, что спортсменов трогать не будут. Такая очередная иллюзия. Думала, что если кого-то и задержат, то это не будет Лена. Девушка, видная спортсменка… Возможно, я так думала еще и потому, что знаю Лену. А про людей, которых знаешь, всегда думаешь: «Ну с ней ничего такого не случится». И от этого было неожиданно.

Внимательно следила за ситуацией. Пыталась привлечь к ней внимание: постила что-то в инстаграм, рассказывала знакомым, чтобы знали, что происходит. Многие мне писали потом. Спрашивали, как такое могло произойти. Резонанс был довольно-таки большой. Лену же знают не только в Беларуси, но и за границей.

– Снытина говорила, что плакала из-за подруги?

– Я не сильно сентиментальный человек. Подобные ситуации обычно вызывают у меня злость. Хочется или кричать, или что-то разбить. Если в этот момент ко мне кто-то подойдет, я серьезно накричу на этого человека. Когда захлестывают эмоции, не могу себя контролировать. И когда узнала про Лену, очень злилась из-за несправедливости.

– Как думаете, почему происходят такие репрессии в отношение спортсменов?

– Людей пытаются заткнуть. Сделать так, чтобы никто не высказывал свое мнение. Происходит идеологическая выверенность. Что это такое?!

– Только так, и никак иначе.

– Что это вообще значит?! Люди имеют право высказывать свою позицию.

Просто происходит зачистка. Таким способом пытаются запугать людей. Будете высказываться против – мы вас уволим. Вы думаете, что незаменимы? Нет! Незаменимых нет. Но если так будет продолжаться, ущерб, который нанесется спорту (да и не только ему) будет невозместимым. Например, если уберете шесть баскетболисток, подписавших письмо, из сборной, команде будет очень тяжело попасть на чемпионат Европы.

Почему такое происходит? Удержание власти. Поставить людей на место – важнее всего на свете. Если люди высказываются, их сразу увольняют, а студентов отчисляют. Я понимаю, какой цели власти хотят достичь… Но вот этими мерами вы хотите это сделать? Такими мерами разрушается страна. Страна не разрушается из-за того, что люди высказывают свое мнение и просто хотят диалога.

Люди были обмануты и жестоко избиты. Люди хотя понять, почему это произошло. И они хотят изменить это. Так не должно быть. Я была воспитана так, что в мире должна быть справедливость. Но то, что происходит у нас сейчас – это вопиющая несправедливость.

– Думали над тем, как и когда это закончится?

– Как и каждый белорус, думала. Уже было несколько ситуаций, когда казалось: вот, сейчас рабочие пойдут на забастовку и додавим, вот в Гродно все разрешат – додавим, ультиматум Тихановской сработает – додавим. Но это оказывали иллюзии.

Всегда есть надежда, что это скоро закончится, что наступит правосудие и власть пойдет на диалог. И издевательства над людьми закончатся. Но мы видим что уже прошло более сотни дней с начала протестов и власть просто неуступна. Она показывает, что пойдет на все что угодно, ради ее удержания в своих руках.