ОМОН кинул головой в асфальт (повезло не стать инвалидом), в протоколе – «неодобрительный» взгляд. Как разрушили карьеру экс-тренера сборной по плаванию
.
Для бывшего тренера сборной Беларуси по плаванию Павла Ситенкова пробежка в Гродно 11 августа закончилась встречей с ОМОН. Вести к автозаку человека, который не сопротивляется, силовикам было скучно – и они сломали Павлу позвоночник, бросив того головой в асфальт. За то, что «неодобрительно смотрел в сторону милиции» – это реальная фраза из протокола. Позже в гродненском ИВС за 16 часов он больше десяти раз просил о помощи – но не получил ничего. Павла спасли развитые мышцы спортсмена. Хотя у него еще много ограничений в движениях, прогнозы вполне оптимистичны – не на профессиональный спорт, но на полноценную жизнь. Человек с обычной мускулатурой на его месте не встал бы с коляски. Ситенков рассказал свою историю для проекта August2020.
***
11 августа Павел закончил обязательную пробежку на пересечении улиц Горновых и Советских пограничников и уже возвращался домой.
– Увидел, как ОМОН на серебристой газели подрезал таксиста на остановке. Вылетели, грубо достали, разбив стекло, таксиста, пассажира и закинули в эту газельку. Они втроем – двое по бокам и один со стороны ног – избивали таксиста по голове, в лицо. Дубинкой, причем твердой частью. Они выбили телефон, потом ключи от машины. Пассажира тоже избивали. И спокойно один омоновец сел в ту машину, отъехал, кинул ее и ушел.
Павел запомнил их шеврон: зеленый прямоугольник со вписанным треугольником и цифрой 411.
Таксисту, стоявшему в пробке чуть дальше, парень рассказал о случившемся. Пока переходил улицу, ОМОН переехал на ту сторону и «работал» на парковке: с криками доставал людей из машин. К ним присоединились «космонавты». Там же недалеко стоял броневик с пулеметчиком. ОМОНовцы бегали по проезжей части и разбивали стекла в автомобилях. Помечали белым баллончиком капоты.
– Они вели себя как гиббоны. Дерганье, постоянный кипиш. Я не верю, что капитан или майор, который знает, как задерживать, работает 5–10 лет, боялся бы чего-то, нервничал и так себя вел. И по глазам было видно, какие-то они не такие. Показалось еще тогда, что они под стимуляторами были.
На зеленой зоне лежали задержанные люди под «охраной» «космонавтов». На «Давай, #####, иди быстрее» Павел ответил: «Как хочу, так и хожу. Не бежать же мне». Возможно, ответ показался грубым. Уже в спину услышал: «О, опять этот спортсмен!» Двое заломали руки. Павел не сопротивлялся, даже сразу нагнулся и выставил руки – понимал, к чему идет дело. Его отвели к остальным задержанным на парковке.
– И в этот момент ОМОНу стало скучно. Или подумали, что слишком просто. Меня два сотрудника еще сильнее заломали под предплечья, то есть я не мог пошевелиться, приподняли, выбили ноги и кинули головой в асфальт. То есть я вертикально упал головой в асфальт. Сразу же почувствовал дикую боль. Таких искр у меня никогда не было. Сразу сказал: позовите старшего, осмотрите меня – всем плевать. Они еще пару раз толкнули меня по ногам. Мы лежали минут 15, пока кремовый МАЗ, обычный пассажирский автобус, с дороги не приехал на парковку. Вот когда нас уже начали грузить, я, поворачивая голову, понял, что не только с головой проблемы. Теперь в области шеи и грудной клетки болит. Получали там пару раз. Но либо они не сильно били, либо я уже не сильно все чувствовал, в силу ранее полученных травм. Нас ставили в узенький проход, как они называли, «на ручеек» или елочкой: первый стоял на коленях лбом в пол, руки за головой или за спиной, следующий упирался ему лбом в область поясницы либо попы… Первым в этой нашей фигуре был 17-летний парень. Причем он давал им понять много раз, что ему 17 лет. Когда он говорил, они его… ну вот били – не то слово. Избивали еще сильнее.
Ребятам делали метки на лбу маркером за нарушение правил, за грубые в их понятии ответы. Говорили: «С сегодняшнего дня ввели военное положение, всем вам ##### [конец]». Павел в тот момент подумал, что это похоже на правду.
– Но удивляла и заставляла смеяться про себя манера, с которой они это говорили. Чувствовалось, что им это вбили в голову. Буквально. Как будто пластинку поставили. Когда задали вопрос «Сколько вам заплатили?», уже все смеялись – оттого, как он это сказал: через силу, как будто заставили спросить. Возможно, видеосъемка внутри салона была… Парень, которому 17 лет, почему-то сказал: 50 рублей. Они его опять не избили, а еще хуже. Он еле дышал. Он говорил об этом, кстати. Потом он, я понял по звукам, упал в проем лестничный у задней двери и остался там лежать. И после тот, который спрашивал, такую фразу изрек: «Видите, вам заплатили 50 рублей не пойми откуда, а нам платите вы». И ржать давай.
Но одно искреннее высказывание «космонавтов» Павел все же услышал: «Понимаете, пацаны, если бы не мы, вы бы сейчас все тут кровью залиты были из-за западных сепаратистов».
– Им нужна была причина. Они конкретно не объясняли, что сделать, и когда люди делали хоть каплю неправильно, они в плечи, по затылку били. Я просто психологию их понимал. Они говорят: «Руки!» – я понимал, где нужно руки держать. Конкретно мне один раз прилетело по затылку. На меня ставили ноги в берцах. Не знаю, как акт унижения или им просто было удобно ноги высунуть. Ну и поливали грязью: «Вы ###### [гомосексуалисты]» и тому подобное.
Через минут 15 подъехали к воротам ИВС. Силовиков раздражало, что пришлось ждать. Пугали: «Ну все, пацаны, это были цветочки, сейчас вас будут в жопу ##### [сношать]». В финале главный произнес странную шутку, которую, как оказалось, повторяли почти все омоновцы: «Спасибо, что воспользовались нашими авиалиниями». И тяжелый грубый смех. Задержанных стали выбрасывать на землю.
– Меня толкнули, но я устоял на ногах. Кто-то падал, и за это, соответственно, получал. Поставили сразу лбом к стене, ноги широко, руки вывернуты – «на бабочку». Подошел новый сотрудник и начал досматривать. Скорее всего, это был оперуполномоченный, потому что по гражданке одет, остальные в амуниции. У меня при себе ничего не было, ни телефона, ни ключей, ни документов – «Че, почему ничего нету? Ты что, ##### [обнаглел]?» Он сказал четко: «Не рыпайтесь, не рыпайтесь, #####, мужики, или вам ###### [конец]». Дословно. Я в тот момент уже в принципе двигаться особо не мог.
А рядом кого-то избивали, чуть что-то сделал «не так». Причем били с размаху, с двух рук. Кого-то избивали берцами. Павлу берцами тоже досталось. Опер по одному переводил задержанных в «отстойник». Женщине у двери сказал поставить Павлу плюсик. Может, узнал его – в гродненском ИВС работает много спортсменов. Может, понравилось, что Павел не дергался.
«Отстойник» – комната 7х7 из белого кирпича под открытым небом, сверху надзиратель. Павел простоял там часа два или больше лбом в стену, с широко расставленными ногами, с руками высоко на стене. Через минут 20–30 принесли воду. Пили, передавая бутылку по кругу. «Меченых» забирали из камер и избивали. Тех, кто открыто высказывал претензии, тоже.
– Больше всего меня удивило, что в избиениях участвовала женщина-офицер. Женский голос. Глухие удары. И стоны мужские, с хрипами, на выдохе. Кому-то, я слышал, колено вывихнули или сломали. Привозили новых ребят. Я услышал: «О, смотри, он второй раз за сегодня! И че ты тут, #####, делаешь?» – «Да я домой шел, вы меня опять повязали». – «Ну ты лох!» И давай его… Не бьют, не избивают, только слово «######» [от грубого названия женского полового органа] можно подобрать. И ржут. В один момент… Может, воображение дорисовало… Мне показалось, что я слышал, как кого-то дубинкой насиловали. Он говорит: «Нет, нет, не снимайте…» И потом такой стон. Опять же на выдохе, пропадающий, как будто бы теряет сознание. Я дорисовал, может, это, но слышал очень ужасные звуки.
В камере с Павлом были астматик и человек со II группой инвалидности. Первый крик о помощи – просьба принести ингалятор. Только когда человек лег на пол, настолько ему было плохо, силовики принесли его ингалятор. Человеку с инвалидностью никаких «поблажек» не сделали. Там Павел раза 3–4 просил врача. Обещали: «Да, да, счас приедет». Естественно, не приехал.
– Другой сотрудник пришел, очень худой, но думал, что он очень сильный. Он там меня так ломал. Все говорят: «Давай его сильнее». Он: «Да нет, сейчас он дернется – сломает себе шею». Конечно! Смешно уже было. Когда я выходил, опер, который сказал плюсик поставить, велел: «Этого не ###### [бить]».
Павла отвели к оперативникам.
– Сидели в кабинете очень толстый мужчина, а слева – опер, который мной занимался. Оба по гражданке, с табельным оружием. Сначала меня поставили к стенке возле двери. Какой-то подполковник или полковник открыл дверь – меня ударил несильно. Даже извинился – меня удивило. Пришло мое время: «Че делал?» – «Бегал». – «Да ты ####### [врешь]». – «Посмотрите, у меня даже телефона нет с собой». – «А, все вы бегали. Давай протокол составлять». Ничего не спросив, составил протокол. Я сразу видел, что там ошибки (он копировал-вставлял в протокол часть обвинения): «задержали мужчины», «тем самым не видим ее вины».
Под пристальным взглядом оперов Павел согласился подписать, но указал, что «в полной мере не согласен». Не дрогнув, попросил копию протокола и даже спросил: «А можно будет потом побои снять?» Услышал: «Ты можешь попробовать».
– У них разговор был, что там жестко избивают. Толстый говорит: «Жестко – это когда ты обсираешься в штаны», – вспоминает Павел. – Еще интересный момент. Когда я сидел на допросе, по рации было слышно, как кто-то говорил: «Белый «Фольксваген» – стреляйте». Мне показалось, что они специально нагнетают по рации обстановку, чтобы те, кто работает в поле, были более агрессивны.
Самый адекватный человек, которого Павел видел в ИВС – подполковник, который выводил его из кабинета.
– Взял под руку аккуратно, вел спокойно, ничего не говорил мне. Если впереди сотрудники, я сильнее нагибался, чтоб ему претензий не высказывали. Мы спускались по лестнице, я голову приподнял. И случайно увидел лицо одного сотрудника, который, уже по гражданке одетый, выходил. Он так занервничал: «Опусти лицо, или я тебя счас убью!» Я в тот момент сразу понял: «Ну да, пацаны, вы уже боитесь».
Павел успел расслабиться, когда его передали двум тучным надзирателям, майору и подполковнику.
– Сразу как давай бить в спину. Мне нужно было пройти 15 метров до камеры. Они хотели, видимо, чтобы я упал, и там меня отмутузить. Но я удержался, – бесстрастно рассказывает Павел. – Я всегда знал, что они способны на такое… То, что сделали со мной, честно, меня не сильно беспокоит. Со мной даже психологи недолго работали. Я в принципе к жесткости в силу спортивного прошлого привык. Но эта жесть по отношению к другим людям… Гнев, злость, дрожь изнутри. Как будто сердце сдавливает, задыхаешься.
В 4-местной камере Павел был третий, в течение часа-полутора их стало 13. Вместе сотрудник МЧС, рабочий завода, бизнесмен. Кого-то уводили на допрос, кого-то меняли камерами.
– Поначалу не знал, как себя вести. На верхних шконках два парня были, которые ранее были судимы по разным делам. И мне было дико дискомфортно до того момента, пока не привели четвертого. Открывается дверь, надзиратель входит в камеру чуть дальше, чем со мной было. И эти парни говорят: «##### [к черту] пошел, чмо». И я думаю: да все нормально будет, – улыбается Павел. – У меня стереотип был – в ИВС алкаши обычно. Я никогда в жизни не встречал так много честных, искренних и идейных людей в одном месте, как в камере ИВС.
В камере Павел провел часов 16. Каждый раз, когда дверь открывали, он просил врача. Он стучал. Надзиратель открывал кормушку, через нее смотрел на сидящего в метрах пяти Павла и резюмировал: «Нормально все с тобой». Хотя «скорая» в ИВС все же приезжала: в районе семи утра увезла женщину без сознания.
В камере Павел был самый избитый. Всю ночь он провел под нижней койкой на полу.
– На тот момент я мог ворочаться только как робот. Боль была такая в позвоночнике… Как будто тянется резинка и сейчас порвется. И вместо резинки я чувствовал свой позвоночник или что-то внутри позвонка. Чувствовал ткани, как будто там нарастала какая-то опухоль или абсцесс. Головой я буквально протесал асфальт, и мне как будто бы соль туда постоянно насыпали. Затруднения в дыхании были. В плане эмоциональном – поначалу было беспокойно, потом мне стало все равно.
Ближе к четырем в ИВС приехали судьи.
– Меня взял под руку худощавый сотрудник. Никогда не видел, чтобы милицейские брюки заправляли в берцы… Он меня пытался жестко вести, унижал морально, пихал. Пока ожидал в приемной, стоя к стене, мусор сел читать мое дело. Читает то ли Ситенков, то ли Сисенков – и ржет. Когда он говорил, я чувствовал стыд за него.
Судил Павла судья Радюк. Позже адвокат показал спортсмену фото этого судьи – нет, его судья выглядел по-другому. Павел отлично помнит хорошую прическу с зачесом назад, седые волосы, он был постарше, чем Радюк, и без очков. Парня обвиняли в нахождении в заранее запланированном месте, участии в несанкционированной акции, пикетировании, выкрикивании лозунгов, ношении символов и том, что он… «неодобрительно смотрел в сторону милиции».
Когда Павел сказал, что замминистра и министр спорта могут написать рекомендательные письма, судья заинтересовался, расспросил о нем. И вдруг дал 5 базовых. Удивилась даже секретарь. После приговора резко подобрел и милиционер, который конвоировал Павла. Кстати, всех вещей парню не отдали: цепочка с крестиком канули в Лету.
Дома приведя себя в порядок, Павел пешком отправился в больницу. Госпитализировали сразу. Впоследствии установили перелом двух шейный и трех грудных позвонков с протрузией межпозвоночного диска и с небольшим смещением. Той же ночью пришел следователь – медики сообщили о травме.
– Его не хотели пускать ко мне в палату, санитарки грудью готовы были становиться. А у меня паранойя: «Ну все, мусора узнали, что я жалуюсь на них». Думаю, прятаться не буду. Следователь записал мои показания и говорит: «Давай следы ДНК снимем из-под ногтей». И я такой: сейчас подставят. Позже оказалось, что это стандартная процедура.
Пока Павел лежал в больнице, его вызывали как свидетеля в Следственный комитет. Пловец уверен, что речь бы зашла об открытом письме спортсменов с требованиями к власти. Павел – один из тех, кто дал старт этой инициативе. Позже по телефону из Министерства спорта намекнули, что и письмо, и деятельность Свободного объединения спортсменов Беларуси – «беспорядок». За который Павлу пообещали от 5 до 15 лет. А если учесть, что Павел вошел в расширенный состав Координационного совета…
Спортсмен улетел на реабилитацию, понимая, что уже не сможет вернуться в прежнюю Беларусь. Даже для работы, которую любит. В сентябре Павел должен был вернуться на должность старшего тренера национальной команды по плаванию. Даже если бы не травмы, кандидат с такой биографией вряд ли устроил бы. Больнее всего, что это случилось, когда Павел понял, что хочет работать дома.
Полгода нельзя долго сидеть. Год запрещено поднимать более 10 кг. Обычно подобные травмы заканчиваются очень плохо – инвалидной коляской, а то и полным параличом. Павла спас его мощный мышечный корсет. Он позволил сохранить позвоночник в правильном положении.
– Двигательные действия так, как раньше, совершать не могу. Как пловцу мне нужно очень тонко чувствовать некоторые нюансы, особенно движения плечом. Сейчас я поворачиваюсь корпусом. Первое время при сгибании правой руки локтевой нерв стрелял, то есть где-то защемление было. Сейчас только подъем левой стопы немного онемевший. При каждом глубоком вдохе хруст позвоночника. При каждом сгибании спины хруст. У меня еще, видимо, шевелится все. Основную задачу этот «ошейник» выполнил – он вытянул позвоночный столб. Но все равно минимум год, чтобы хотя бы приблизиться к прежнему состоянию, к тем движениям, ощущениям. Минимум.
Смогу ли вернуться в спорт? Надеюсь. У меня выхода нет другого. Но я наберу еще такую форму, что они офигеют. Наверное, неплохо, что я оказался в то время в том месте. А был бы какой-нибудь обычный парень, семьянин, который не вынес бы этого броска на голову?
Пока Павел лежал в больнице, сменилось четыре следователя, но до сих пор дело об избиении находится в стадии проверки. А вот штраф удалось оспорить. Но это лишь потому, считает Павел, что никто из милиционеров не пришел на суд. За пару часов до суда парень ознакомился с материалами дела и обнаружил любопытную вещь. Там появился рапорт сотрудников милиции, что Павла задержали при патрулировании. На которое, по их словам, они вышли вечером 12 августа, хотя Павла задержали 11-го. Рапорт не был зарегистрирован в РОВД. А протокол задержания каким-то образом был составлен почти за сутки до реального задержания.
Оригинал: august2020.info